Cover Легионы огня: из темноты
ОглавлениеТекст файлом

В текстовом формате
В формате FB2

Дата выпуска: ноябрь 2000 года
Автор: Питер Дэвид

Оглавление

Хиллер с планеты Мипас всегда любил земную историю. Он не был одинок в этом увлечении: многие жители Мипаса разделяли его интерес. Земная история вошла в моду. Но Хиллер уделял особое внимание одному аспекту земной культуры и деятельности: скалолазанию. 
Это искусство было практически незнакомо мипассианцам. Не то, чтобы на планете не было гор: на Мипасе гор было предостаточно. Некоторые из них имели внушительную высоту, а несколько из них оценил бы и сам бессмертный Сэр Эдмунд Хиллари, [Edmund Percival Hillary (1919–2008) — первый покоритель Эвереста (29 мая 1953 года). — Прим. ред.] к которому Хиллер питал особую симпатию из–за сходства их имен. 
Тем не менее, никто на Мипасе не проявлял ни малейшего интереса к восхождению на эти пики. Мипассианцы не были агрессивной расой, они предпочитали жить мирно и не привлекать внимания других более агрессивных и воинственных рас, населявших галактику. 
Но Хиллер испытывал непреодолимую тягу к горам. 
Казалось, они насмехались над ним, их пики были окутаны завесой тайны. Говорили, что там, наверху, обитают боги. Хиллер не особо верил в эту теорию, но, тем не менее, он знал, что рано или поздно отправится туда, чтобы это выяснить. 
„Зачем? — спрашивали его друзья. — Зачем это? Почему нужно, рискуя жизнью, карабкаться на этого географического выскочку?” Хиллер всегда давал один и тот же ответ. Он вскидывал щупальце в салюте и заявлял: „Потому что он есть”. [„Because it's there” — изречение, приписываемое Джорджу Герберту Ли Мэллори (George Herbert Leigh Mallory, 1886–1924), английскому альпинисту, пытавшемуся покорить Эверест в 1924 году, т.е. почти на 30 лет раньше Хиллари, и там погибшему. В интервью Мэллори так ответил на вопрос „Why do you want to climb Mount Everest?”, но не исключено, что эти слова вышли из–под бойкого пера репортера, поскольку в разных изданиях они не совпадают. Фраза стала крылатой в английском языке. — Прим. ред.] Он очень гордился этой цитатой, почерпнутой из книг. 
Теперь Хиллер был в двух шагах от самой своей амбициозной цели. Он практически достиг вершины... Большой. Мипассианцы никогда не трудились над тем, чтобы дать своим горам названия. Эту гору все называли Большой просто потому, что она была самой высокой горой в округе. Хиллер потратил много дней, чтобы взобраться на нее. Несколько раз он был на волосок от гибели, повисая на щупальцах, прежде чем ему удавалось продолжить свой долгий и трудный путь к вершине. И, наконец, после стольких опасных дней и ночей, он почти достиг своей цели. Он уже преодолел облачный барьер и теперь использовал дыхательный аппарат, потому что воздух на вершине был разреженным. 
Хиллер чувствовал головокружение. Им овладело детское удивление при мысли о том, что он, возможно, увидит изумленные лица богов, когда достигнет вершины. 
А потом, остановившись на мгновение для того, чтобы отдохнуть, он услышал какой–то звук. Казалось, этот глубокий звонкий звук шел отовсюду. Он эхом отражался от горных склонов, и его источник было невозможно определить. Хиллер беспокойно огляделся по сторонам, а потом сунул щупальце в сумку и достал визор. Туман и облака скрывали все вокруг него, но при помощи визора он легко мог увидеть то, что было за ними, и понять, по крайней мере, что творилось в окрестностях. 
Он включил визор и снова подумал о том, что вдруг ему сейчас удастся увидеть богов, машущих ему. Наверное, это было бы потрясающе — и забавно. 
Спустя некоторое время он начал различать чьи–то силуэты. Они приближались с севера,... нет. Не совсем так. Они приближались сверху и быстро надвигались, ужасающе быстро. Два, нет, три или даже четыре. Невероятно. Но это было именно так. 
Вершину горы начало трясти от вибрации мощных двигателей объектов, летящих в воздухе. Сначала посыпались мелкие камни, а потом — крупные валуны, и это был первый признак того, что все идет не так. Когда вокруг него начали пролетать огромные обломки, он внезапно осознал, что ему грозит смертельная опасность. 
Он начал спускаться так быстро, как мог, пытаясь найти пещеру или что–нибудь подобное, чтобы укрыться. Но было уже слишком поздно. Он слишком долго медлил. Начался сильный камнепад, и Хиллер потерял захват. Его щупальца соскользнули, внезапно вершина, на которой он стоял, исчезла, и он сорвался, не в силах задержать свое падение. Гравитация взяла свое, швырнув его вниз. Он ударился о склон и отлетел прочь, услышав, как что–то внутри него хрустнуло, но он не желал знать, что именно. А потом он рухнул на каменную крошку. 
На какую–то долю секунды он подумал, что действительно сумеет выжить. Но он не представлял, как ему удастся спуститься с горы, потому что он не чувствовал своего тела ниже шеи. Но он напомнил себе о том, что надо беспокоиться только об одной вещи за раз. 
Но все эти размышления стали чистой теорией, когда вокруг посыпались гигантские камни. Он испустил протестующий вопль, раздраженный тем, что все это случилось именно в тот самый момент, когда он был так близок к своему величайшему триумфу. 
К счастью, камень пролетел мимо его головы. Но его тело было раздавлено, и боль стала настолько сильной и невыносимой, что он потерял сознание. 
Но до этого момента, с высоты своего положения Хиллер увидел причину собственной смерти. Это были корабли размером меньше, чем те огромные крейсеры, которые показывали в новостях, но больше, чем одноместные истребители, которые были так популярны в местной армии. 
Эти очертания было невозможно не узнать. 
— Центавриане, — прошептал он. Все, на что он был сейчас способен — это шептать, хотя вряд ли кто–нибудь смог разобрать его слова. 
Центаврианские корабли удалялись на огромной скорости, оставляя за собой разрушения. Облака, казалось, почтительно расступались перед ними. Каждый корабль был украшен четырьмя изогнутыми выступами, похожими на плавники, расположенными по бокам с каждой стороны, прорезавшими небо. Он видел далеко на горизонте один из крупнейших городов Мипаса. Корабли направлялись к нему, увеличивая скорость. Всего мгновение назад они были около гор, а в следующий миг уже оказались над городом. 
Они не тратили времени даром. Их орудия обрушили на город смертоносный дождь. Хиллер беспомощно наблюдал за этим, и его тело умирало вместе с тем, что его окружало. В глазах потемнело. Вдали он увидел вспышку света, исходящую от сожженного города, а потом, мгновение спустя, он услышал шум, похожий на отдаленный гром. 
В этом не было никакого смысла. Зачем Центавру атаковать Мипас? Они же никому не причинили вреда. Они соблюдали нейтралитет. У них же не было врагов. 
Когда мир вокруг него начал тускнеть, он мысленно воззвал к богам, которые так и не явились ему: „За что? Ведь мы же не причинили им вреда! Мы никогда, никогда не нападали на них! Зачем они это сделали?” 
А потом, когда сознание начало гаснуть, в его голове прозвучали слова его друзей. Его нервные окончания и синапсы ответили на его вопрос с некоторой долей иронии: 
„Стоило ли карабкаться на гору?..” 

Из „Дневников Лондо Моллари — дипломата, императора и мученика, называвшего себя глупцом”. 
Посмертная публикация. Под редакцией императора Котто. 

Земное издание, перевод © 2280 

Датировано (по земному календарю, приблизительно) 14 мая 2274 года 

Это в какой–то мере потрясение и личное разочарование, но я должен признать, что выжил из ума. Я понял это потому, что впервые,... в общем,... впервые за все это время... мне действительно стало жалко Мэриел. 
Мэриел, моя бывшая жена, принадлежит к числу тех, о ком написано множество тревожных строк в этом дневнике. Она также является супругой нашего неподражаемого — благодарение Великому Создателю, если бы был еще кто–то ему подобный, то я бы сошел с ума гораздо раньше, — премьер–министра, благородного Дурлы. Я совершенно не удивлен, что Мэриел вышла за него замуж. Это вполне в ее духе. Мэриел влекло к тем, кто обладал властью, так же, как прилипалу — к аисту. [В оригинале — непереводимая игра слов. Лондо путает похожие по звучанию и написанию английские „stork” (аист) и „shark” (акула). Но еще примечательнее то, что автор новеллы путает английский с языком оригинала дневника Лондо. — Прим. ред.] 
Некоторое время она увивалась около Вира Котто, моего бывшего атташе, а ныне посла на Вавилоне 5. К счастью для себя, он проиграл ее в карты. Тогда это меня шокировало. Но теперь, оглядываясь назад, я думаю, что тут замешано нечто большее, чем простое везение. 
Совсем недавно я проходил мимо роскошных апартаментов Дурлы, которые он в те дни отвел для себя. Раньше, когда он был просто министром Дурлой, министром Внутренней Безопасности, его резиденция была в другом месте. Но став премьер–министром, Дурла переселился во дворец. Это полагалось при этой должности, но большинство министров не пользовались этим правом. Однако Дурла был не такой, как остальные. Он немедленно водворился в дворцовую резиденцию и, сделав это, ясно дал мне понять, что я никогда от него не избавлюсь. Что он, в действительности, намерен стать императором. 
Конечно же, он в этом не признавался. Иногда он практически бросал мне вызов, но всегда делал это очень осторожно, а потом быстро отступал. Для того, кто занимает столь высокое положение и обладает такой властью, он действительно был очень малодушным. Это вызывало у меня отвращение. 
Удивляюсь, почему он вызывает у меня такое отвращение. Я должен быть благодарен за это своей счастливой звезде, потому что будь сердце Дурлы по–настоящему мужественным, то остановить его было бы невозможно. Он может далеко пойти, но это не имеет значения, потому что этого нельзя сделать в одиночку. 
Итак... 
Я проходил мимо апартаментов Дурлы и услышал, что оттуда доносится что–то, похожее на рыдания. Забавно, что я до сих пор сохранил какие–то остатки галантности. Как обычно, меня сопровождали гвардейцы. Также со мной был мой помощник Дансени. Дансени, давний слуга Дома Моллари, был выше меня ростом, но с возрастом стал несколько ниже, как будто его тело согнулось под грузом прожитых лет. Он заметил этот звук еще раньше меня. Он замедлил шаги, и привлек мое внимание. 
— Кажется, у кого–то проблемы, — заметил я, услышав плач. — Как вы думаете, мне стоит вмешаться? 
— Не знаю, Ваше Высочество, — ответил он, что на самом деле означало „да”. 
— Мы можем проверить, в чем дело, Ваше Высочество, — предложил один из гвардейцев, остановившись около двери в апартаменты Дурлы. 
— Вы? — скептически произнес я. — Вы исследуете вещи, стреляя в них. Это не осуждение, это просто констатация факта, так что, пожалуй, не стоит. Мне вовсе не хочется поручать это дело тому, кто изучает вещи, стреляя в них. Полагаю, что могу справиться с этим сам. 
— Сами, Ваше Высочество? — спросил другой гвардеец. 
— Да. Сам. Я предпочитаю делать все до того, как это сделают за меня другие. 
Без лишних слов, без стука или предупредительного звонка я вошел в комнату. 
Войдя внутрь, я оказался в богато обставленной гостиной, полной статуэток. Похоже, что Дурле это нравилось. Я же чувствовал себя так, будто попал в музей, а не в жилое помещение. В дальней стороне гостиной находился огромный балкон, с которого открывался захватывающий вид на город. Вид из моего тронного зала был совсем не таким. 
На балконе, опираясь на перила, стояла Мэриел. На мгновение мне показалось, что она готова броситься вниз. Обычно ее лицо было старательно накрашено, но в этот раз тушь была размазана. Ее лицо покрывали синие и красные полосы косметики, что придавало ему вид штормового неба на закате дня. 
Заметив меня, она охнула и попыталась вытереть лицо. В результате еще сильнее размазала косметику по щекам, став похожей на ведьму из старых сказок. 
— Я,... прошу прощения, Ваше Высочество, — сказала она, оставив отчаянные попытки привести себя в порядок. — Понимаете,... я не ожидала, что вы решите нанести визит... 
— Успокойтесь, Мэриел, — сказал я, а потом достал из кармана своего белоснежного жилета носовой платок и протянул ей. Если честно, не могу передать словами, насколько я презираю традиционный белый цвет императорского одеяния. Майкл Гарибальди, мой старый друг на Вавилоне 5, однажды назвал его „костюмом цвета сливочного мороженого”. [Вероятно, аллюзия на название рассказа Р. Брэдбери. — Прим. ред.] Не знаю, что именно он хотел этим сказать, но сомневаюсь, что это был комплимент. Не могу винить его за это, я сам нахожу в этом костюме очень мало привлекательного. 
— Успокойтесь, — повторил я. — Я оказался здесь случайно. Просто шел мимо и услышал, что кто–то плачет. Вокруг так много тех, кто нуждается в помощи, — и я махнул рукой в сторону города. — Я не могу уделить внимания им всем. Но, по крайней мере, я могу помочь той, кто живет здесь, в этих четырех стенах, не так ли? 
— Это так любезно с вашей стороны, Ваше Высочество. 
— Оставьте нас, — сказал я гвардейцам. Дансени, со свойственной ему тактичностью, остался ждать в коридоре. 
— Оставить вас, Ваше Высочество? — они были преисполнены подозрительности и медлили с выполнением приказа. 
— Да. 
— По приказу премьер–министра Дурлы мы обязаны все время быть рядом с вами, — сказал один из гвардейцев. Я бы мог привести здесь множество утонченных описаний, которые бы подошли ему в качестве характеристики, но, пожалуй, не стану этого делать. Мои гвардейцы были все словно на одно лицо. Вышеупомянутый мистер Гарибальди называл их „бригадой долговязых жокеев”. [Видимо, намек на форменный головной убор гвардейцев. — Прим. ред.] Оборот „долговязый жокей” понятен мне не больше, чем выражение „костюм цвета сливочного мороженого”, но я могу сказать одно: несомненно, мистер Гарибальди умеет подбирать красочные определения. 
— Ваша верность приказам достойна похвалы, — произнес я. 
— Рад стараться, Ваше Высочество. 
— Но вы не учли две вещи. Здесь нет премьер–министра. Зато здесь есть я. А теперь убирайтесь вон, пока я не приказал вам арестовать самих себя. 
На мгновение гвардейцы обменялись нервными взглядами, а потом благоразумно вышли в коридор. Я снова повернулся к Мэриел. К моему удивлению, она слабо улыбнулась и даже тихо засмеялась. 
— Арестовать самих себя. Весьма забавно, Ваше Высочество. 
— Учитывая наши прежние отношения, Мэриел, думаю, что ты можешь называть меня просто Лондо. 
— Нет, Ваше Высочество, — просто ответила она, — полагаю, что мне необходимо всегда помнить о том, какое положение вы занимаете. 
Удивительное отношение. 
— Хорошо. Возможно, так будет даже удобнее. 
Я сделал несколько шагов по комнате, заложив руки за спину, как будто проводил инспекцию. 
— Итак, может быть, ты скажешь мне о том, что так тебя расстроило? 
— Не вижу в этом необходимости, Ваше Высочество. Пустяки. Просто взгрустнулось. 
— Может, тебя чем–то обидел Дурла? 
— Дурла? — эта мысль, казалось, позабавила ее еще больше, чем мое предыдущее замечание. — Нет–нет. На самом деле Дурлы даже нет здесь. Он в последнее время очень занят. Очень занят. 
Она опустила глаза, внезапно заинтересовавшись тем, что держала в руках. 
— Я не виню его за это. У него так много дел. 
— Да–да. Полагаю, для того, чтобы подорвать порядок в регионах и привести наш мир к полному разрушению требуется очень много времени. 
Она явно была удивлена моим тоном. 
— Он ведь ваш премьер–министр. Я думала, что он исполняет ваши желания. Он служит Приме Центавра, а Прима Центавра — это вы. 
— Да, так говорят. Император — это живое воплощение Примы Центавра. Древнее высказывание. Великая традиция. Думаю, что теория нравится мне больше, чем практика, — я пожал плечами. — Как бы там ни было, Дурла делает только то, что ему угодно. Он больше не советуется со мной, я ему больше не нужен. — Я искоса посмотрел на нее. — Как и ты, думается мне. Может, именно поэтому ты плакала? Ты тоскуешь по нему? 
— Тоскую? — на мгновение она задумалась, как будто эта мысль никогда раньше не приходила ей в голову. Если она притворялась, то делала это мастерски. — Нет, — задумчиво произнесла она, — вряд ли я скучаю по нему так,... как я тоскую по себе. 
— По себе? 
Она попыталась ответить, но замолчала, обдумывая свои слова. Наконец, она сказала: 
— Я думаю о том, как могла бы сложиться моя жизнь, Ваше Высочество. Верите или нет, но у меня были планы. Мне столько хотелось сделать, когда я была маленькой,... конечно, это были не особо важные дела, но я... — она замолчала и покачала головой. — Простите, я увлеклась. 
— Все в порядке, — сказал я ей, — не думаю, что мы могли бы обсуждать подобное тогда, когда ты была замужем за мной, Мэриел. 
— Меня учили говорить то, что положено, — грустно ответила Мэриел. — Говорить о своих печалях и недостатках не подобает благовоспитанной центаврианке. 
— Верно. Совершенно верно, — и я замер в ожидании. 
И снова я должен возблагодарить небо за то, что больше не влюблен в эту женщину. Я смотрел на это общение отстранено: так кто–либо с любопытством глядит на свежий рубец, потрясенный тем, что такая отвратительная корка могла появиться на его теле. Разговаривая с Мэриел, я в какой–то мере срывал эту корку. Так как она не собиралась откровенничать, я поторопил ее: 
— Итак, что же ты хотела сделать? Я имею в виду, в то время, когда ты была маленькой девочкой. 
Она криво улыбнулась. 
— Мне хотелось летать, — ответила она. 
— Ну, это не так уж трудно, — фыркнул я, — Просто сесть в... 
— Нет, Ваше Высочество, — мягко возразила она. — Я имела в виду не полет на корабле. Мне хотелось... — на ее лице расцвела широкая улыбка. И я вспомнил то время, когда впервые увидел ее. Я был восхищен. Я был поражен ее красотой. Тогда я не знал, что под этой красотой прячется столь черная душа. Но кто я такой, чтобы обвинять в этом других? 
— Мне хотелось полететь самостоятельно, — продолжила она. — Мне хотелось взмыть вверх, взмахнув руками, как птица. — Она тихо засмеялась над собой. — Это так глупо, знаю. Уверена, что вы именно так вы и подумали... 
— Почему я должен считать это глупостью? 
— Потому что этого не может быть на самом деле. 
— Мэриел, — начал я. — Я — император. Если ты спросишь любого, кто знал меня прежде, или спросишь у меня самого, думал ли я раньше о том, что стану императором, то я бы счел это такой же несбыточной мечтой. Кто знает, Мэриел? Возможно, ты когда–нибудь научишься летать. 
— А вы, Ваше Высочество? Вы действительно мечтали стать императором? 
— Я? Нет. 
— Тогда о чем же вы мечтали? 
Внезапно в моем мозгу снова возникла эта картина. Сон, который стал сниться мне, когда я стал взрослым. Есть в этих снах одна забавная вещь: они настолько овладевают вашим воображением, что вы начинаете верить в то, что это действительно было. 
Эти сильные руки, лицо, искаженное от ярости. Лицо Г'Кара, единственный глаз которого смотрел прямо в черное трепещущее нечто, зовущееся моей душой, а его руки впились в мое горло. Этот сон, яркий и отчетливый, преследовал меня всю жизнь, с незапамятных пор. 
— О чем я мечтал? — повторил я. — Я мечтал выжить. 
— Да? — она пожала гладкими плечами. — Вряд ли это можно назвать великой целью. 
— Я всегда думал, что именно это и является самым важным, — сказал я. — Я считал, что это важнее нужд тех, кого я люблю, выше нужд самой Примы Центавра. А теперь... — я пожал плечами, — теперь это уже не имеет такого значения. Выжить — это не самое главное. 
Тут повисло долгое молчание. Так странно. Эта женщина была моим смертельным врагом, но теперь я увидел перед собой совсем иную личность. Размышляя о том, что я видел, помня о всех тех, кто мечтал от меня избавиться, вряд ли махинации одной юной центаврианки могли послужить поводом для беспокойства. 
На самом деле, не такой уж и юной. 
Я спохватился, осознав, что впервые за долгое время по–настоящему увидел Мэриел. Она вовсе не выглядела старой, но, тем не менее, ее возраст уже начал сказываться. Я не был уверен, почему. Конечно, она постарела, но не настолько. Казалось, она была... чем–то измучена. Она выглядела старше своих лет. 
— Странно, — медленно произнесла она, — что мы завели об этом разговор. Учитывая то, что было между нами раньше, Лонд... Ваше Высочество... 
— Лондо, — твердо сказал я. 
— Лондо, — повторила она после минутной паузы. — Учитывая то, через что мы прошли... как странно, что теперь мы вот так беседуем. Как старые друзья. 
— „Как старые друзья”, Мэриел. Но на самом деле это вовсе не так. Что касается меня, то я никогда не забуду, кто я такой... и кто ты такая... и что ты со мной сделала. 
Я подумал, что она начнет отрицать свою причастность к покушению на мою жизнь, совершенному пятнадцать лет назад. Что она начнет доказывать свою невиновность. Но она только пожала плечами и беззлобно сказала: 
— Я поступала с вами так, как вы поступали со мной. 
— Сейчас ты еще скажешь, что скучаешь по мне. 
— Невозможно скучать по тому, чего никогда не было. 
— Совершенно верно. — Я смотрел на нее с возрастающим любопытством. — Но ты так и не сказала мне, почему ты плакала. Ведь именно по этой причине я пришел сюда. Неужели ты действительно оплакивала себя? 
Она очень внимательно рассматривала свои руки. 
— Нет. Я оплакивала еще кое–кого. 
— Кого же? 
Она покачала головой. 
— Это неважно... 
— Тем не менее, я хочу это знать. 
Она долго обдумывала свой ответ. Потом она посмотрела на меня с такой грустью, какую невозможно выразить словами. 
— Мне очень приятно было побеседовать с вами, Лондо... больше, чем вы можете предположить. Но это действительно не ваше дело. Что было, то прошло, и мне не о чем сожалеть. 
— А у меня не осталось ничего, кроме сожалений. Так и быть, Мэриел, — я поднялся и направился к двери. — В будущем, если ты решишь это обсудить... можешь свободно обращаться ко мне. 
— Лондо... 
— Да? 
— Мои детские мечты — это глупость... но я надеюсь, что ваши мечты все же сбудутся. 
Я засмеялся, но в моем голосе не было ни капли веселья. 
— Поверь мне, Мэриел... если я хоть в чем–то уверен, так это в том, что рано или поздно они сбудутся. Полагаю, скорее рано, чем поздно. 

Глава 1

Луддиг не был особо счастливым дрази. 
Ему не нравилось здание, в которое его послали. Ему не нравился кабинет в этом здании. Но больше всего ему не нравилось сидеть в этом кабинете внутри этого здания и ждать. 
Луддиг был послом первого ранга дипломатического корпуса Дрази, и ему пришлось долго бороться за это место. Он сидел за столом, нетерпеливо постукивая по нему пальцами, не в силах понять, почему ничто не идет так, как ему бы хотелось. 
Рядом с ним сидел его помощник Видкун. Они разительно отличались друг от друга: тяжелый и широколицый Луддиг и маленький худой Видкун. Не то, чтобы Видкун был слабее. Он как будто был сплетен из прочных веревок, и от него исходила спокойная сила. Луддиг, с другой стороны, был подобен действующему вулкану, готовый сокрушить любого, кто осмелится бросить ему вызов. Как дипломат, он не отличался особой тактичностью. Да он и не был таковым. Его деятельность, в основном, ограничивалась его собственной канцелярией да случайными закулисными интригами. 
Именно такая интрига и привела его сюда, на Приму Центавра, в место, именуемое „Башня Власти”. Это было внушительное и элегантное в своей простоте здание. Если смотреть на него с земли, то казалось, что оно исчезает в небесах. 
Естественно, Луддиг никогда бы не смог попасть сюда самостоятельно. Все было методично и тщательно спланировано заранее. Никто на планете Дрази не знал, что он отправился на Приму Центавра... ну, по крайней мере, „официально”. Он захватил с собой Видкуна в первую очередь для того, чтобы было кому жаловаться. 
— Вот как они обходятся с Луддигом из Дрази! — с отвращением произнес Луддиг. Он принадлежал к тем дрази, которые предпочитали говорить о себе в третьем лице. — Мы ждем уже полтора часа, — продолжил он. — Ждем и ждем этого дурацкого министра сидя в этой дурацкой комнате, — он резко хлопнул Видкуна по плечу. Видкун почти не отреагировал на это. Но, ради своей карьеры, он натянуто кивнул. — У нас много дел! 
— Возможно, вам стоит напомнить ему об этом, сударь, — произнес Видкун с подчеркнутой вежливостью. 
— Напомнить ему! Конечно, Луддиг ему напомнит! Дрази не потерпят, и не должны терпеть, когда интересам дрази уделяется так мало внимания! 
— Конечно же, не потерпят, сударь. 
— Перестань поддакивать! — с раздражением сказал Луддиг, снова ударив Видкуна по плечу. Удар пришелся в то же самое место, и Видкун несколько разозлился, но не подал виду. — Ты все время поддакиваешь. Как будто насмехаешься над Луддигом! 
Видкун пытался найти наиболее подходящий вариант ответа на это обвинение. Если он скажет, что это не так, то получится противоречивое и даже ошибочное утверждение. С равным успехом он мог назвать Луддига лжецом. Если же он согласится с его словами, то Луддиг начнет кричать, что он опять ему поддакивает. Видкун благоразумно промолчал, чуть склонив голову, дабы показать, что согласен с любым его заявлением. 
Луддиг явно был намерен продолжать в том же духе, но тут очень своевременно появился министр Кастиг Лион. 
Высокий Лион на первый взгляд казался очень истощенным. Но у него был такой властный вид, что он вполне мог бы удержать спутник на орбите, подумал Видкун. Потом он заметил следовавших за Лионом нескольких облаченных в черное юношей, которые называли себя Первыми Кандидатами. Они остановились у входа в кабинет. Видкун пришел к заключению, что у Лиона уже были спутники. Это была молодежь Примы Центавра, и Видкун мог сказать, что это были самые яркие и лучшие ее представители. Их преданность Кастигу Лиону была общеизвестна. Если бы Лион приказал им переломать все свои кости, то они с радостью выполнили бы его приказ. 
Как ни странно, Видкун не особо любил фанатиков. По его мнению, они были слишком шумными. 
— Посол Луддиг, — произнес Лион, отвесив низкий почтительный поклон. Это было нелегко для столь высокого мужчины. Луддиг должен был оценить по достоинству этот жест. Но вместо этого он гневно нахмурился. Видкун поднялся и ответил поклоном на поклон, получив за это еще один тычок от своего начальника. 
— Итак, — продолжил Лион, — чем обязан такой честью? 
— Такой честью, — Луддиг недоверчиво фыркнул, выражая свое презрение. — Такой честью. Это больше похоже на грубость. 
— Грубость? — Лион в недоумении нахмурился. — Разве у вас были какие–то проблемы с прибытием сюда? Мои Первые Кандидаты получили особые распоряжения и должны были обеспечить вам полную неприкосновенность по пути из космопорта. Конечно же, я мог не предвидеть ту реакцию, которую вызовет ваше присутствие среди нашего населения... 
— В этом не было необходимости... 
Лион продолжал говорить, как будто не слышал слов Луддига. 
— На случай, если вас не предупредили, сообщаю, что всем представителям других рас запрещено появляться на Приме Центавра. Это очень строгий закон. К счастью, будучи министром, я обладаю определенными... полномочиями. Поэтому мне удалось устроить ваш визит... 
В этом не было необходимости! 
Лион моргнул, подобно сове. 
— Тогда я не вполне уверен в том, зачем вы сюда прибыли. 
— У нас был договор! 
— Договор? 
— Насчет Мипаса. 
— А, — Лион вел себя так, как будто эта тема его совершенно не беспокоила. — Так вы говорите об этой прискорбной, но необходимой атаке на Мипас. 
— „Прискорбной, но необходимой”, вот как! Прискорбной — да! Необходимой... дрази так не считают! Неужели центавриане совершенно выжили из ума? Или они забыли, что Мипас находится под юрисдикцией Дрази?! 
— Да, под юрисдикцией. Интересно, как такое могло случиться, — спокойный и даже чуточку ленивый голос Лиона внезапно изменился. — Интересно, что правительство Дрази уделяло Мипасу так мало внимания, невзирая на многочисленные ресурсы, которые были там обнаружены. Мир, который расположен за пределами владений Дрази, внезапно становится их собственностью, когда ваше правительство изменило границы, следуя... — тут Лион усмехнулся, и это была неприятная усмешка, — ...следуя теории расширения Вселенной. „Если Вселенная расширяется, то и владения Дрази должны расширяться, как того требуют законы природы”. Должен заметить, это нелепо. Никто в Альянсе вас не поддержит, просто потому, что все будут поражены вашей наглостью. 
— Если уж Прима Центавра хочет поговорить об экспансии... 
Лион поднял руку, остановив новый поток слов. 
— Центарум такое не обсуждает. Расширяйте свои территории, как вам заблагорассудится. Перекраивайте ваши границы, захватывайте родной мир ворлонцев, нам все равно. Но Мипас... — и он грустно покачал головой. — На самом деле наша разведка доложила, что Мипас помогал мятежникам с Примы Центавра. 
— Это ложь! 
— Вовсе нет, — холодно ответил Лион. — Мы получили эту информацию из достоверных источников. Мипас помогал тем, кто хотел свергнуть нашего любимого императора и сместить нашего премьер–министра. Естественно, следуя инстинкту самосохранения, мы были вынуждены принять меры. 
— Нам все ясно, — процедил сквозь зубы Луддиг. 
— Что? 
— Не надо играть с Дрази! — предупредил Луддиг. — Прима Центавра заинтересована в ресурсах Мипаса так же, как и Дрази! Я это знаю! И вы это знаете! Все это знают! У нас были договоры! 
— И как долго вы собирались пользоваться этими договорами, Луддиг? — сказал Лион. — Простые чиновники на Мипасе давали вам взятки. А вы, в свою очередь, платили взятки нам. Знак уважения, десятина, если можно так сказать, залог нашей доброй воли. И некоторое время вам везло, Луддиг. Ваша деятельность достойна похвалы. И я восхищаюсь той ловкостью, с которой вы сумели отхватить себе кусочек от этих взяток. Сколько вам удалось урвать? Десять процентов? Двадцать? 
— Вы думаете, что дрази не рисковали? — запальчиво возразил Луддиг. — У Луддига из Дрази были свои собственные средства, собственные предприятия. Простые чиновники закрывали глаза на „взятки”, как вы говорите. Деньги закрыли им глаза. И все же, это был выгодный договор. 
— Да–да, осмелюсь сказать, что это было так. Так же, как и другие соглашения с другими правительствами, с другими „чиновниками”, подобными вам. С теми, кто облачился в фарисейские одежды и с величайшей радостью публично жалуется на центавриан, в то время как вы проворачиваете свои грязные делишки. Я чувствую, что все правительства в вашем хваленом Альянсе пропахли коррупцией. Запах лицемерия может распространяться даже в космическом вакууме, посол Луддиг. 
Видкун с удовольствием заметил, что Луддиг пришел в такую ярость, что кожаные складки на его шее вздулись и порозовели. 
— Луддиг не собирается сидеть и слушать это! 
— Тогда вам лучше встать, — лениво предложил Лион. — Мне все равно. 
И снова его манеры изменились, апатия сменилась крайней напряженностью: 
— Поймите, посол. Мы ждем результатов нашего расследования. Пока нам известно, что мипассианцы действовали в сговоре с мятежниками, и мы можем только гадать, замешаны в этом деле дрази или нет. Выбор за вами, посол — быть нашими молчаливыми партнерами или стать нашими врагами. Мы не хотим, чтобы вы стали врагом Республики Центавр. Это было бы очень прискорбно для всех нас. 
У Видкуна сложилось ясное ощущение, что Лион надеялся на то, что Луддиг успокоится перед столь явной угрозой. К удивлению Видкуна — и, насколько он мог предположить, к удивлению самого Лиона, — Луддиг и не подумал успокоиться. Вместо этого он вскочил на ноги, шумно дыша: 
— Вы что, угрожаете Дрази?! — спросил он. 
— Я никому не угрожаю, — ответил Лион. 
Но Луддиг не купился на это. 
— Послушайте, вы! Вы вмешиваетесь в интересы дрази! Вы нарушили сделку! 
— Сделка, подобная этой, была совершенно неофициальной, Луддиг, — заметил Лион. — Вы сами это признали. Если вам хочется пожаловаться на это Межзвездному Альянсу, встряхнуть ваших ребят, вывести их из ступора и впутать в войну с нами, тогда вам придется публично заявить о наших договоренностях. Уверяю вас, ничем хорошим это не кончится, потому что расследование начнется не только в вашем правительстве, но и в правительствах других миров. Это никому не нужно. 
— Возможно, дрази не станут проводить расследования или вступать в сделки, — отрезал Луддиг. — Может быть, дрази беспокоятся о том, что центавриане решили, будто им можно делать все, что им вздумается, когда и где им угодно. Может, дрази верят в то, что Альянс пересмотрит эти „сделки” или пригрозит им в качестве временных мер открытой войной, которой больше нельзя избежать из–за центаврианской тупости и самонадеянности! 
Лион не сразу ответил на это. Вместо этого он обдумал то, что сказал Луддиг. Откинувшись в кресле, которое жалобно скрипнуло под его весом, он скрестил пальцы, очень внимательно рассматривая Луддига. 
Потом он улыбнулся. 
Видкун почувствовал, что по его спине будто побежали мурашки. 
— Кажется, посол, мы недооценили... горячность, с которой вы выдвинули свое обвинение. Хорошо. 
— Что — хорошо? — подозрительно прищурился Луддиг. 
— Я сообщу о вашем недовольстве премьер–министру, и мы посмотрим, можно ли будет возместить ущерб. 
Луддиг самоуверенно раздул грудь. 
— Да! Вот такого отношения и хотелось дрази! 
— Вы простите, если я на минуточку отлучусь? Нет, нет, не вставайте. У меня есть небольшая комната для... личных переговоров. Это займет всего минуту. 
Он быстро встал со своего места, похожий на пружину. 
Как только он вышел из комнаты, Видкун тут же повернулся к Луддигу и сказал: 
— Мы пропали. 
— Что! — Луддиг отмел саму мысль об этом. — Ты же видел! Он сказал о возмещении ущерба! Он сказал... 
— Со всем уважением, посол, то, что он сказал, не имеет значения. В таких делах гораздо важнее то, о чем он не сказал. Говорю вам, мы... 
— Мы — дрази! А ты — трус! — гневно сказал Луддиг, ткнув пальцем в Видкуна. 
— Я вовсе не трус, сударь — рассердился Видкун. 
— Да! Именно твоя трусость не дает тебе увидеть, что центавриане не хотят разгневать дрази! Ты не достоин быть помощником Луддига! Я потребую замены сразу, как только мы вернемся! 
Видкун хотел снова опровергнуть это обвинение в трусости, но тут открылась дверь, и опять вошел Лион, которому пришлось пригнуться, дабы не задеть головой косяк. 
— Премьер–министр желает встретиться с вами, но сегодня он слишком занят и не может вас принять. Однако завтра рано утром он будет рад обсудить с вами это дело. А пока что вам предлагаются прекрасные апартаменты со всеми необходимыми удобствами. Надеемся, что вас они устроят. 
— Что касается этого, — уклончиво ответил Луддиг, — то, прежде чем высказать свое мнение, нам надо взглянуть на эти апартаменты. 
— Весьма благоразумно, — признал Лион. 
Когда они шли по улице, Видкун то и дело вертел головой в разные стороны. Его внутренняя система раннего оповещения кричала, что они находились в смертельной опасности. Но Луддиг был настолько самоуверен, а Лион, казалось, изо всех сил старался быть любезным, что ему с трудом верилось в то, что здесь и в самом деле таилась опасность. Возможно, грустно подумал он, Луддиг был прав. Возможно, он действительно был трусом и просто не обладал достаточной силой духа для того, чтобы работать в дипломатическом корпусе. 
Они вышли на улицу, лучи ласкового солнца осветили их: на Приме Центавра был великолепный день. Прохожие на улицах косились в их сторону, но не выражали особой враждебности. Первые Кандидаты образовали вокруг них живое кольцо, но Луддиг, оживленно беседующий с Лионом, не обращал на них внимания. Он был спокоен, хладнокровен, уверенный в том, что полностью владеет ситуацией. 
Убить дрази! 
Этот крик донесся откуда–то из толпы и был внезапно подхвачен остальными. Казалось, всего несколько мгновений назад горстка народу сплотилась в агрессивную толпу. 
Убить дрази! Смерть чужакам! На всей Приме Центавра! Смерть врагам Великой Республики! 
Эти и прочие выкрики, казалось, раздавались отовсюду. 
Первые Кандидаты куда–то скрылись. Внезапно живая защитная стена из тел исчезла. 
Из головы Видкуна мгновенно испарились все мысли об обвинении Луддига. Он был не просто испуган. Он был в ужасе. Разъяренные центавриане подходили к ним, движимые единственной мыслью, и некуда было отступить, некуда бежать. Потом вдруг его схватила чья–то сильная рука, потащив прочь. Последнее, что он видел, это Луддиг, исчезающий под кулаками и дубинками толпы. Луддиг закричал. И это был отнюдь не вопль ярости, скорее очень визгливый и жалобный крик. 
Кто–то схватил его. Видкун вскрикнул и повернулся лицом к тому, кто собирался убить его. 
К его удивлению, на лице центаврианина, вытащившего его из толпы, не было выражения ярости. Длинные рыжеватые волосы центаврианина были уложены в высокую прическу. У него было угловатое лицо с выступающим подбородком. Что–то в его глазах показалось Видкуну знакомым. Что–то было в их выражении, по крайней мере, в одном из них, но... 
Потом мир, казалось, завертелся, кто–то еще схватил его и в мгновение ока Видкун оказался в Башне Власти. Он замер, увидев своих спасителей. Это были все те же Первые Кандидаты, которые покинули их раньше, бросив на растерзание толпе. Рыжеволосого центаврианина не было видно. 
Видкуну показалось, что он снова слышит крик Луддига, но потом этот крик оборвался звуком, похожим на треск раздавленной дыни. Выражение лиц Первых Кандидатов совершенно не изменилось. Они просто стояли вокруг, подобно автоматам. 
— В мой кабинет, — раздался голос, голос Лиона. Видкун все еще был в шоке, поэтому не оказал сопротивления, когда его повели наверх. Мгновение спустя он уже сидел напротив Кастига Лиона. Он не понимал почему, но заметил, что сидит в том самом кресле, где раньше сидел Луддиг. 
Лион качал головой с трагическим видом. 
— Какое несчастье. Какое ужасное несчастье, — произнес он. — Полагаю, что такое вполне могло произойти. Но все же, это была случайная вспышка жестокости... 
— Случайная? 
— Да. 
— Вспышка жестокости? — он с трудом подбирал слова. Ему приходилось прилагать все свои силы, чтобы сохранять самообладание в такой ситуации. 
— Да. Когда вы двое шли по улицам Примы Центавра, одинокий безумец напал на вас и убил вашего начальника. Естественно, мы пытались это предотвратить. 
— Одинокий... безумец? — его внутренний голос громко кричал о том, что необходимо собраться и следить за своими словами. 
— Да, конечно. Мы предложили вам самую лучшую охрану, какую только могли... — он покачал головой. — Скорей всего это дело рук бунтовщиков и саботажников. Они пытаются дискредитировать Центарум, подобные действия выставляют наше правительство в невыгодном свете. Мои гвардейцы захватили сумасшедшего. Его осудили, и нам удалось разрешить это неприятное дело собственными силами. 
— Это было сделано по вашему приказу! — Видкун попытался иронизировать. — Это вы приказали напасть на нас. Этой толпе! Вы! 
— Толпе! — Лион, казалось, был потрясен. — Я не видел никакой толпы. Как и вы, полагаю, — потом он улыбнулся и сунул руку в карман. Видкун автоматически напрягся, ожидая увидеть какое–то оружие, но вместо этого Лион достал что–то вроде кредитной карточки и протянул Видкуну. 
Тот взял ее, непонимающе глядя на Лиона. 
— Что это?.. 
— Доступ к личному счету Луддига. Он думал, что у нас этого нет. Определенно, Луддиг во многом ошибался. — Он пожал плечами. — Там он хранил платежи с различных миров... 
— Миров? 
— Неужели вы всерьез думали, что Мипас была единственным таким случаем? — это предположение вызвало у него смех. — Нет–нет, у Луддига было несколько „клиентов”. Немногочисленные отдаленные миры, к которым дрази проявляли постоянный интерес. Эти интересы противоречили традициям... и выгоде. 
— Каждый заинтересован в том, чтобы защищать свои интересы, Видкун. К несчастью, Луддиг больше не может их защищать. Теперь его интересы ... станут вашими интересами. Как и его положение... если предположить, что вы достаточно сообразительны и достаточно рассудительны, и... — он кашлянул и кивком указал на кредитную карту, — достаточно великодушны, чтобы признать то, что случилось. Если это так, то в ваших интересах это сделать. 
Он на мгновение замолчал, и Видкуну показалось, что тот чего–то ждет от него. Но дрази молчал. Внутренний голос подсказал ему, что так будет лучше. 
Губы Лиона растянулись в зловещей улыбке. 
— Конечно, вы можете занять более агрессивную позицию, — признал он. — Можете попытаться натравить на нас Межзвездный Альянс. Такое вполне может придти вам в голову. Большинство придет в ярость, часть народу расстроится, узнав, что такое возможно среди тех, кому они доверяли. Вы можете так поступить. Хочу заметить, что мне это не по душе. Но вы можете выбрать этот путь. 
Видкун набрался духу, чтобы ответить. 
— Но, если я так поступлю,...тогда со мной тоже произойдет несчастный случай. 
Лион медленно кивнул. 
— Было бы глупо с моей стороны поступить иначе. Вы можете согласиться со всем, что я скажу, и тогда сможете уехать, не опасаясь за свою жизнь. Вы можете делать и говорить все, что вам хочется. Весьма ненадежная угроза. То, что я вам предлагаю, делается исключительно ради вашего блага. Я буду вашим покровителем. Это весьма выгодно для вас. Полагаю, вам многое нужно. Вы еще молоды. Вам многое хочется получить, хочется многого достичь. Понятное дело, так будет гораздо лучше, чем быть растерзанным толпой. 
— А тем временем вы будете нападать на другие миры, подобные Мипасу... 
— Мипас представлял для нас угрозу. Если вы не верите тому, что я вам говорил, то поверьте хотя бы в это. Мы действовали исключительно в целях самозащиты. Вы кажетесь мне здравомыслящей личностью. Разве здравомыслящая личность будет винить нас за это? Это действительно похоже на ту систему бартера, которой столь ловко пользовался Луддиг. Деньги платятся добровольно. Мы ничего не требуем: они предлагают нам сами. Но даже если бы нам не заплатили, мы бы не стали нападать. Столкновения, которые были у нас с другими мирами, произошли по их вине, а не по нашей. Они не понимают центаврианского образа мышления. Мы не уничтожаем других, вовсе нет. Это совершенно не так. Мы делаем это лишь для того, чтобы убедиться в том, никто снова не нападет на нас. Мы не агрессоры. Мы просто демонстрируем нашу силу. Вы ведь понимаете разницу, не так ли? 
— Да. Понимаю, — медленно ответил Видкун. 
— Приятно это слышать, особенно, если учесть, что Луддиг определенно этого не видел. Нам не нравятся угрозы. Но сотрудничество... это совсем другое. Здесь есть много таких, кто с радостью готов сотрудничать с Примой Центавра. — Он наклонился вперед и, казалось, почти лег на стол. — Я надеюсь, что вы присоединитесь к их числу. Ради вашей безопасности. В интересах безопасности планеты Дрази. К тому же, Видкун... простите, посол Видкун, у вас есть ключ. 
Видкун понимающе кивнул. 
— Премьер–министр примет вас завтра, — сказал ему Лион. — Вы не возражаете? 
Видкун снова кивнул. Он подумал о Луддиге, забитом насмерть толпой. И подумал об обвинении, которое бросил ему Луддиг. 
— Полагаю, что нет, — сказал Видкун. — И полагаю, что мне надо сообщить моему правительству о трагических обстоятельствах гибели Луддига. Весьма... похвально, что вам удалось так быстро установить убийцу. 
Лион склонил голову, приняв комплимент. 
— Мы на Приме Центавра всегда стараемся поступать правильно. 

Последнее обновление: 30 апреля 2011 года © 2000 Dell Books
Перевод © 2003–2008 Екатерина Гинина, Наталья Семенова.
Оформление © 2010 Beyond Babylon 5,
публикуется с разрешения переводчиков.

Следующая глава