Генерал Райс встретился за завтраком с премьер–министром и обнаружил Дурлу в крайне мрачном настроении. 

— Что–то не так, премьер–министр? — спросил Райс. 

Дурла сидел, уставившись на рулет, который держал в руках. Затем премьер осторожно отложил пирожное и поднял взгляд на Райса. 

— Генерал, — сказал он, помедлив, — моя жена, леди Мэриел, больше не может нас сопровождать. Я хочу, чтобы она как можно скорее вернулась на Приму Центавра. 

— Ей нездоровится? — участливо спросил Райс. 

— Можно сказать, что так. 

— А, — коротко ответил Райс. 

— Полагаю, что ей хочется вернуться домой. Путешествие вместе с нашим флотом оказалось для нее слишком утомительным. 

— А, — снова произнес Райс. 

— Более того, — продолжал Дурла, — думаю, ей пока лучше побыть одной. Меня беспокоит то, что она может рассказать или сделать. 

— Что... именно? — спросил Райс. 

Дурла мрачно и серьезно посмотрел на него. 

— Что–нибудь неприятное. Если бы эти слова были сказаны обычной женщиной, то это было бы расценено, как измена. Но слова жены премьер–министра? Они могут подорвать доверие народа. Я не хочу, чтобы это произошло, генерал. Я не хочу, чтобы она сорвала мои планы. 

— Все понятно, премьер–министр, — заверил Райс. Но подтекст читался вполне ясно, и генерал задумался, правда, ненадолго, почему Дурла не хочет убрать эту женщину при помощи какого–нибудь „несчастного случая” по пути домой. Прямого предложения не было, но Райс чувствовал, что все идет именно к этому. Впрочем, он не знал, как надо реагировать на подобные вещи. Он — солдат, а не наемный убийца. 

Двусмысленность вопроса только возросла, едва Дурла заговорил снова: 

— Если верить слухам и тому, что она говорила... полагаю, что император заинтересовался ее состоянием. 

— А мне казалось, что император презирает ее, — удивился Райс. 

Дурла пожал плечами, явно озадаченный: 

— Кто может сказать, что на уме у императора... и вообще, есть ли у него ум, — он добродушно усмехнулся своей маленькой шутке, но, когда генерал выдавил что–то похожее на болезненную улыбочку, оборвал себя и продолжил деловым тоном: — В общем, я должен быть уверен в том, что она побудет наедине с собой. Я не хочу, чтобы она общалась с другими. Я не хочу, чтобы она посылала кому–либо сообщения. Полагаю, ей нужно время для того, чтобы оценить текущее положение дел и придти к компромиссу. 

— Как вам угодно, премьер–министр. 

Дурла улыбнулся. 

— Иногда мне кажется, генерал, что вы единственный, кто до конца понимает меня. 

— Вы хотите, чтобы Прима Центавра снова обрела величие, — произнес Райс. — Вы представляете наше будущее в виде огромного монумента. Естественно, вы должны отсекать все то, что не соответствует вашему видению. 

— Да–да. Именно так, — выдохнул с облегчением Дурла. 

Затем он встал и подошел к огромному окну, из которого открывался вид на поле. Там, освещенные утренним солнцем, блестели корабли. Не так много, как во сне, нет. Но все же их было порядочно. К тому же, его сны всегда показывали будущее, а не прошлое или настоящее. 

Издалека эти корабли выглядели такими мощными и сильными. Они словно подтверждали, что его ничто не остановит, будущее — в его руках. 

В его руках. 

Он посмотрел на Райса. Генерал Райс, который покроет себя славой, когда поведет свои войска в бой. Генерал Райс, который просто следует приказам, но не должен принимать окончательных решений. 

Вполне вероятно, что, как только начнется сражение, Райс вспомнит об этом. Несмотря на то, что утверждали его сны, твердившие, что имя Дурлы будут помнить, он, тем не менее, чувствовал какую–то неуверенность. 

Теперь ему все было ясно. Генерал Райс возглавит нападение, генерал Райс запустит корабли, генерал Райс проложит путь... 

Нужно только напомнить ему, кто здесь главный. 

— Генерал, — отрывисто произнес он, — у меня есть некоторые соображения. Стартовые коды должен знать только один. 

По лицу Райса пробежала тень неуверенности: 

— Простите, господин премьер? 

— Стартовые коды. Команды запуска, — деловито продолжил Дурла. — Когда все наши корабли будут готовы, последний закодированный сигнал подтвердит исходящий от меня приказ. Наш флот не должен отвечать ни на что другое, только на этот код. 

Генерал Райс медленно поднялся на ноги, потягиваясь, подобно огромному коту. Он не сводил глаз с Дурлы. 

— Премьер–министр, — медленно сказал он, — со всем моим уважением... эти коды должен также знать генерал флота. 

— Вы имеете в виду себя. 

— Да, я буду на своем месте. Вы не должны... или, по крайней мере, вам не стоит быть там, так как вы слишком важны для будущего Примы Центавра. В идеале, вы должны передать этот код мне, а я отдам приказ флоту... 

— И получается, что окончательное решение будете принимать вы. Для меня это неприемлемо. 

Райс напрягся. 

— Премьер–министр, я обязан спросить... есть ли что–то такое в моих действиях или поведении, что заставляет вас усомниться в моей благонадежности? 

— Ничего особенного, — мягко ответил Дурла, — но я не намерен ждать и обнаружить потом, что мои суждения оказались неверными. Это мое видение, моя мечта завела нас так далеко, генерал Райс. Это мой голос слышат солдаты нашей Республики, когда бросаются в бой против наших врагов в Межзвездном Альянсе. И все должно быть именно так, как я скажу. 

Дурла думал о том, что собирается сказать в ответ Райс. Он ожидал, что тот начнет возражать, приводить весомые аргументы. Он надеялся, что ему не придется отстранять Райса от его обязанностей. Тот показал себя очень надежным офицером. 

К счастью, Райс слегка поклонился и произнес: 

— Если так угодно премьер–министру, значит, так тому и быть. 

— Благодарю вас, генерал, — ответил Дурла с тонкой улыбкой. Он снова бросил взгляд на флот. — Чудесно, не правда ли? — он вздохнул. — Подумать только, эти болваны из Домов Примы Центавра считают, что мне понадобится их помощь при создании этого флота. Они даже не представляют, с каким удовольствием я плюну на них. 

Райс ничего не сказал. 

Дурла повернулся к нему, чувствуя, что молчание стало неловким. 

— В чем дело, генерал? 

— Раз уж вы меня спросили, премьер–министр... я считаю, что ваше долгое противостояние с главами Домов и самими Домами было... — он пытался подобрать нужное слово, — неудачным. 

— Неужели. 

— Многие погибли. Многие скрываются. Полагаю, вам одному не справиться с такой огромной работой. 

— Возможно — пожал плечами Дурла. — И все же, я показал им, что у меня нет любимчиков. Они перешли мне дорогу, генерал. Тех, кто оказывается на моем пути, ждет скверная участь. 

— Я запомню это, премьер–министр. 

— Надеюсь, что так, генерал. Надеюсь, что так. 

И тут почти половина поля вспыхнула. 

Дурла не мог в это поверить. Его обдало жаром, хотя генерал отшвырнул его от окна, и летящие осколки не задели его. Дурла не мог поверить в то, что увидел. 

— Этого не может быть! — закричал он. 

— Сопротивление, — прохрипел Райс. — Этот подлый акт не принес большого ущерба, премьер–министр. Всего лишь горстка кораблей... 

— Но их могло быть больше! — взвыл Дурла. — Ты должен послать своих ребят на поиски! Чтобы больше не было этих взрывов! И если ты найдешь кого–нибудь из участников, то казни их! 

— А разве вы не хотите их допросить? 

— Нет! Я хочу, чтобы они умерли! — он в ярости ударил кулаком в стену. — Я хочу, чтобы они сдохли! Их лидеры сдохли! Все их союзники! Все, чтобы все сдохли! По моему приказу, по моему повелению, чтобы все эти саботажники умерли в страшных муках! А теперь ступайте, генерал! Идите же! 

Райс вышел за дверь, и Дурла оглянулся на пылающие обломки, оставшиеся от дюжины прекрасных кораблей. 

Ему хотелось, чтобы кто–то заплатил за это своей жизнью. Немедленно. 

Что ж... если верить сну, Дэвид Шеридан скоро будет в его руках. Так же, как его мать и отец. Они все умрут, и их смерть станет платой за это злодеяние. 

Это он видел во сне.