Глава 23
Деленн сидела в сырой камере, уткнувшись подбородком в колени, и тихо читала молитву, покачиваясь вперед и назад, уверенная в том, что больше никогда не увидит мужа живым.
— Мы привели его обратно, — прорычал гвардеец. — Мы знаем, как вам хочется в последний раз увидеться с ним перед смертью.
По его голосу чувствовалось, что для нее готовится какой–то жестокий сюрприз, и она догадывалась, какой именно.
Когда дверь распахнулась, она была уверена в том, что они пришли за ней. Сначала они бросят в камеру труп Джона, демонстрируя свою порочность, дабы позволить им „в последний раз увидеться”. Или, быть может, они покажут ей голову, или еще какую–нибудь узнаваемую часть тела: просто чтобы увидеть ее реакцию. Возможно, они надеются, что она в отчаянии начнет кричать и рыдать, выкрикивая имя Шеридана и проклиная ее мучителей. Если они надеются на это, то их ждет сильнейшее разочарование.
Но тут, к ее изумлению, в камеру впихнули Шеридана и захлопнули за ним дверь. Сначала она с трудом могла поверить в то, что это действительно он. В камере было очень темно, освещал ее только бледный луч света, падавший из окошка под потолком. Шеридан, привалившись к стене, как в дурмане озирался по сторонам. Потом он покосился в темноту и произнес:
— Кто... кто здесь?
Ей было трудно говорить. Она боялась, что если что–нибудь скажет, то ее голос нарушит этот невероятный миг.
— Джон? — выдавила она.
Она вышла из тени, и Шеридан повернулся и взглянул на нее.
С каждым годом время, отведенное им, истекало. Она проклинала судьбу, которая дала им так мало времени. Теперь же... теперь эти три–четыре года, которые им остались, казались вечностью. Она продала бы душу, лишь бы только получить возможность прожить хотя бы один год из этих лет рядом с ним, вместо того, чтобы умереть в этой ужасной камере. Она бросилась к нему и обняла его, дрожа от страсти.
— Деленн? Что ты здесь делаешь?
Да, он был определенно растерялся. Возможно, удар по голове как–то отразился на его памяти. Но все, что она могла сделать, это напомнить ему о том, что случилось, и, возможно, ему все станет ясно.
— Я ничего им не сказала. Они пытались заставить меня... но я ничего не сказала. Они ничего не могут мне сделать. Теперь они это поняли. Они дали нам возможность провести вместе последний миг, прежде чем...
Она пыталась закончить фразу, но не смогла. Вместо этого, дабы показать, что ей вовсе не страшно, она выдавила улыбку.
— Все в порядке, Джон. Я давным–давно выбрала эту судьбу. Они ничего не могут мне сделать. Они не могут причинить мне вреда. Я не боюсь. Раз ты со мной, я не боюсь. Наш сын в безопасности. Это самое главное. Джон... я люблю тебя.
И она поцеловала его.
Он, казалось, был поражен этим, как будто она никогда не целовала его прежде. Но потом он поцеловал ее в ответ так, как будто всегда мечтал это сделать.
Потом Шеридан мягко отстранился от нее и заглянул ей в глаза.
— Деленн... выслушай меня, — настойчиво сказал он. — Возможно, это покажется тебе бессмысленным... но я не должен быть здесь... на самом деле я не здесь... Последнее, что я помню, это то, что я был на Вавилоне 4, и мой стабилизатор времени сломался, а потом я вдруг очутился здесь.
Она была ошеломлена. Могло ли быть такое? Она отошла в сторону, рассматривая его некоторое время, а потом ее осенило. Это было настолько абсурдно, и все же настолько очевидно, что она чуть не рассмеялась. Теперь она могла объяснить, почему он выглядел таким ошеломленным... и все–таки ей нужно было сразу об этом догадаться.
Во второй половине 2260 года исчезнувшая некогда станция Вавилон 4, словно гигантский призрак, вдруг появилась в космосе. Захваченные временным потоком и временными аномалиями, несколько человек отправились на эту таинственную и, по всей видимости, обреченную станцию и обнаружили, что перед ними разворачиваются причудливые видения будущего. Среди этих людей были Деленн, Шеридан... и Джеффри Синклер, первый командир Вавилона 5.
Однажды темной ночью, гораздо позднее, когда они уже были женаты, а Лондо уже стал императором, Шеридан поведал ей большую часть того, что тогда пережил. Но он не вдавался в детали. Теперь она понимала, почему. Как мог он сказать ей о том, что их заманят в ловушку и посадят в центаврианскую тюрьму, в которой их, вне всякого сомнения, ждала гибель?
Пораженная, она прошептала:
— Во имя Валена... так это правда, да? Я вижу это по твоим глазам. Ты говорил мне давным–давно, что видел этот момент раньше. Но до сих пор я не верила этому... — Она была ошеломлена. Ей так много хотелось ему сказать. Так много всего... и мысли запрыгали под впечатлением от представившейся возможности. Одно неверное слово, и вся эта реальность могла измениться.
Больше двадцати лет назад в ее руках находилась судьба всего человечества. Держа на руках тело своего любимого наставника, окруженная обломками от взрыва, она была той, кто выкрикнула, обезумев от боли: „Животные! Нет им пощады!” И так началась война Земли с Минбаром. По ее вине. Из–за нее.
Теперь судьбы миллионов снова зависели от того, что она пожелает.
Ей хотелось закричать: „Не летай на За'ха'дум!” Он бы не понял, о чем она говорила. „Ты погибнешь там! Ты вернешься, но другим, и твоя жизнь будет такой короткой!”
Но она остановила себя, зная, что не посмеет сказать такое.
— О, Джон... у тебя еще так много впереди, так много перемен, так много боли и печали... — Она покачала головой, все еще не в силах поверить. — Я смотрю в твои глаза и вижу чистоту, исчезнувшую так давно. Но тогда получается... ты не знаешь, что случилось, да?
Как человек, пытающийся понять пьесу, на которую попал в середине действия, Шеридан сказал:
— Со слов Лондо я понял, что мы победили в войне... Но победа была неполной.
Она покачала головой.
— Войну никогда нельзя выиграть полностью. Впереди всегда новые битвы с тьмой. Только имена меняются.
Она увидела, что на его лице промелькнула тень отчаяния. Она не могла допустить, чтобы он вернулся, думая, что все их усилия были тщетными.
— Мы достигли всего, к чему стремились... Созданное нами просуществует тысячу лет... — сказала она гордо. — Но цена, Джон, ужасная, ужасная цена...
„Не летай на За'ха'дум!”
Она прикусила язык, сдерживая эти слова.
— Не думала, что снова увижу тебя перед смертью.
В коридоре раздались шаги. Он прижал ее к себе и сказал с необычайной настойчивостью, став похожим на того человека, которым станет впоследствии.
— Деленн... может, есть что–нибудь, что я могу сделать, чтобы это предотвратить? Еще есть шанс...
— Нет, — решительно сказала она. — Нет. Будущее можно изменить, лишь сдавшись Теням, но это слишком высокая цена.
Дверь открылась. Она знала, что настал их час. Знала, что их сейчас поведут на казнь.
— Но у нас есть сын... — сказал Шеридан. В его голосе прозвучало удивление.
— Да. Дэвид...
— Выходите! — рявкнул гвардеец. — Живо!
Она прижалась к нему, а потом они повернулись к свету и вышли в коридор. Шеридан крепче обнял ее...
...и вздрогнул.
— Джон? — произнесла она, а потом повторила, встревожившись еще сильнее: — Джон!
Он упал, и в этот миг другой гвардеец — видимо, более высокого ранга, — вошел в коридор и произнес:
— Новый приказ. Император сказал: подождать еще час!
— Почему — час?
— Кто знает?
Раздалось невнятное бормотание, Деленн смогла расслышать только слова: „сумасшедший старик”. Но в тот момент ее беспокоил только ее упавший муж.
— Пожалуйста... ему нужна помощь, — сказала она.
— Зачем? Все равно, так или иначе, вы оба умрете, — заметил один гвардеец, но все же они помогли Деленн и Шеридану вернуться в камеру.
И тут Шеридан внезапно вскрикнул:
— Нет!
Его дикий взгляд привел их в замешательство. На мгновение ей показалось, что она действительно увидела вокруг него какое–то сияние. Она сразу поняла, что случилось: это была какая–то временная вспышка. Шеридан из прошлого и Шеридан из настоящего каким–то образом столкнулись. Они боролись за обладание одним и тем же телом.
И это сражение почти завершилось.
Колени Шеридана подогнулись, и он упал на пол камеры. Деленн немедленно склонилась над ним, потянувшись к нему, но он уже приходил в себя.
— Джон... все будет в порядке... клянусь тебе, что все будет хорошо, — шептала она снова и снова. За ними захлопнулась дверь камеры, и судьба дала им короткую отсрочку. И, пока она постоянно заверяла его в том, что все будет хорошо, она отстранено подумала:
„Кто сказал, что минбарцы никогда не лгут?”
Историкам на заметку: это — единственная запись в дневниках императора, которая не похожа на его обычные хроники. Она представляет собой комбинацию письменных записей, которые он делал, диктуя историю Вавилона 5, и аудиозаписей, которые были тайно сделаны самим императором в то же самое время. Они показывают, что чувствуя приближение смертного часа, он старался оставить после себя как можно более подробный отчет. Вполне в духе Лондо Моллари, который, по забавному стечению обстоятельств, мечтал об этом моменте большую часть сознательной жизни, так что, вероятно, он считал этот момент ключевым. Мы, представители Центаврианского Исторического Института, полагаем, что эти записи точно передают настроение императора. Они были одобрены императором Виром Котто для включения в исторические записи, и нам хотелось бы верить, что Лондо Моллари тоже счел бы их достоверными.
Я взглянул на леди Сенну и тихим голосом, голосом, который можно было бы назвать чарующим, если бы он принадлежал молодому и красивому мужчине, сказал:
— Моя дорогая леди... мне бы хотелось прогуляться с вами где–нибудь по берегу... хотя бы пять минут.
Я почувствовал, что на моих глазах вот–вот выступят слезы, и попытался это скрыть. Это было самое большое сражение в моей жизни.
— Как странно... зайти так далеко, и хотеть так мало.
Я отвернулся от нее, поскольку не знал, как долго мне удастся сдерживать слезы. Милая, славная женщина. Двое прелестных детей. Они могли бы быть моими детьми. Они — это жизнь, но я отвернулся от этой жизни... от жизни счастливого человека.
— Дети, — мой голос был низким и хриплым. — Вы будете помнить эту историю? Вы запомните меня?
— На всю жизнь, Ваше Величество, — благоговейно произнес Люк.
Я кивнул. Этого было достаточно.
— Тогда ступайте.
Но Люк явно не желал уходить.
— А что случилось с Шериданом и Деленн? — спросил он. — Чем закончилась эта история?
— Шеридан, — медленно сказал я, — стал президентом великого Альянса, Деленн всегда была рядом с ним. А история... еще не закончилась. История никогда не кончается. Теперь идите.
Сенна взяла детей за руки и повела из комнаты. Тут девочка, Лисса, остановилась и спросила:
— И потом они жили счастливо?
— Лисса! — сказала удивленная Сенна.
— Они потом жили счастливо? — настойчиво повторила она.
— Это... еще предстоит узнать, — сказал я, спустя некоторое время.
Когда Сенна вывела их из комнаты... я вспомнил ее. На краткий миг я вспомнил, кто такая Сенна... но потом это снова исчезло.
Как и она.
Я воспользовался подслушивающим устройством, чтобы понаблюдать за драмой воссоединения Деленн и Шеридана в их камере. Это было весьма трогательно.
Но еще не все было готово. Еще не все было на своих местах. Все нужно сделать так, как положено.
Я взял колокольчик и позвонил. Мгновение спустя, появился гвардеец, и я сказал ему:
— Мне нужна еще бутылка. Мне понадобится еще несколько бутылок. После этого подожди час... и приведи сюда заключенных.
Он кивнул и оставил меня в одиночестве... я уже успел привыкнуть к этому состоянию. Иногда мне кажется, что я всю свою жизнь был одинок.
На дне бутылки еще что–то осталось, и я вылил содержимое в бокал. Поднял его и сказал:
— За будущее... мои старые друзья.
И залпом осушил бокал.
Я услышал шаги и узнал эту походку. Как я мог не узнать ее? После стольких лет, не узнать ее было невозможно. Я поднял глаза, и там стоял он, держа на подносе несколько бутылок. Я поманил его пальцем и сказал:
— Иди сюда.
Вир приблизился ко мне. Он, очевидно, столкнулся с гвардейцем, который возвращался с выпивкой, и решил доставить ее лично. Отдал ли гвардеец эти бутылки добровольно, я не знал... но в данный момент это меня не беспокоило.
Нам так много надо было сказать друг другу... но нужно было сосредоточиться только на исторических вопросах.
— Выпьешь со мной, Вир? — спросил я.
— Нет, если вам это безразлично, — сказал он. Я вспомнил прежние времена, когда его голос всегда, казалось, немного дрожал. Теперь этого не было. Теперь он говорил уверенно... но в голосе его звучала бесконечная печаль.
— Я решил поработать над историей, Вир. И мне бы хотелось, чтобы ты написал ее вместе со мной.
— Я? — он был крайне удивлен. Я сомневался, что данная тема была внесена в список того, что он намеревался со мной обсудить.
— О, да. Так будет объективнее. К сожалению, не думаю, что у меня хватит времени, чтобы закончить. Мне бы хотелось, чтобы ты помог мне ее завершить. Ты больше всего подходишь для этого. Думаю, что ты с этим справишься. Если хочешь, то можешь поместить свое имя первым в списке авторов. Понимаешь, я подозреваю, что все это будет издано после моей смерти.
— Понимаю, — сказал он.
— Я намерен провести следующий час, — сказал ему я, наливая вино, — излагая тебе некоторые детали... некоторые основные моменты... чтобы подробно обсудить их и тем самым освежить их в памяти. Ты можешь записывать это, если хочешь. Дополняй их, помести в хронологическом порядке, как тебе будет удобно. Потом ты оставишь меня, так как мне надо будет встретиться с Шериданом и Деленн.
— Вы... вы... — Он даже не мог выговорить слово. Я покачал головой.
— Я... не хочу обсуждать это, Вир, по причинам, которые в данный момент не могу объяснить. Понимаешь, за мной постоянно следят... даже здесь. Так что давай вместо этого обсудим научные вопросы... а прочее оставим в покое.
И, Вир... ты должен сделать так, чтобы народ узнал об этом. Чтобы они узнали, что случилось нечто большее, чем просто пожар. Предполагалось, что это было... должно было быть... величием. После стольких жертв, после того, как погибло столько народа, мы считали, что у нас есть на это право.
Ты сделаешь это ради меня, Вир. Это моя последняя воля. Ты позаботишься об этом и расскажешь историю другим. Она станет ... предупреждением... или, скорее увлекательным приключением, в зависимости от того, как это рассказывать и кто будет это слушать. Таким образом, эта история никогда не закончится. Ты ведь сделаешь это для меня, Вир?
С неподдельной дрожью в голосе он ответил:
— Конечно же, сделаю.
— Спасибо, — сказал я. — Спасибо, мой старый друг.
Я стиснул его руку, а потом откинулся назад, чувствуя тепло от выпитого вина, которое уже начинало разливаться во мне. Я должен напиться до бесчувствия... и, вскоре после этого, моя душа найдет покой. Вир ждал, когда я заговорю. Он нашел записывающее устройство и держал его в руке.
— С чего... с чего вы желаете начать? — спросил он. С чего начать? С чего же еще, конечно? С начала... Я бросил взгляд на дымящиеся руины Примы Центавра, твердой рукой отправил в горло вино...
...и принялся рассказывать.
— Я был там, когда занималась заря Третьей Эпохи Человечества. Это началось в 2257 году по земному календарю с открытия последней станции серии „Вавилон”, расположенной глубоко в нейтральном космосе. Она стала местом встречи для беженцев, контрабандистов, бизнесменов, дипломатов и путешественников с сотен миров. Порой там было опасно, но мы были готовы пойти на риск, потому что Вавилон 5 был нашей последней надеждой на лучший мир... Эта мечта обрела воплощение... мечта о галактике без войн, где представители разных миров могли бы жить рядом во взаимном уважении... мечта, которая никогда еще не подвергалась такой опасности из–за прибытия одного человека, миссией которого было разрушение. Вавилон 5 был последней станцией серии „Вавилон”. Вот его история...
У меня были мечты. Такие мечты...
| Последнее обновление: 20 февраля 2011 года |
© 2000 Dell Books
Перевод © 2003–2008 Екатерина Гинина, Наталья Семенова.
Оформление © 2010–2011 Beyond Babylon 5,
публикуется с разрешения переводчиков. |
