Beyond Babylon 5 - Chronicles: Novels - Legions of Fire: Out of the Darkness (chapter 5)

Он только что вышел из дворца. Солнце висело низко над горизонтом, его лучи пронизывали сгустившийся в сумерках туман. Но, несмотря на приближающиеся сумерки, Вир смог увидеть голову, вздернутую на пике в саду. Еще было достаточно светло, чтобы узнать знакомое лицо.

На него безжизненно смотрел Рем Ланас. Но в его мертвых глазах был укор. Почему ты не находишься здесь, вместо меня, — казалось, говорил он. — Почему ты не спас меня? Я верил тебе, помогал тебе... и это случилось со мной... из–за тебя... из–за тебя...

Он не ожидал увидеть здесь это. Ему сказали подождать в саду до тех пор, пока кто–то не должен был проводить его на встречу с императором. Зрелище застало его врасплох.

Но птица не обратила на него внимания, а Вир, яростно размахивая руками, внезапно потерял равновесие. Он опрокинулся на спину, ударившись головой, и остался лежать без движения.

Он не имел представления о том, как долго так пролежал, но, когда, наконец, открыл глаза, то обнаружил, что уже наступила ночь. Вир задумался о том, как ему теперь попасть во дворец, не привлекая лишнего внимания.

Потом он ощутил тяжесть в груди и какой–то звон в голове. Внезапно Вир почувствовал себя так, будто кто–то огрел его сзади дубиной. Возможно, решил он, это вызвано тем, что при падении он сильно ударился.

Это показалось ему очень забавным, и он засмеялся бы, если был в состоянии издать хоть какой–нибудь звук. Вместо этого он вскрикнул от ужаса при виде столь отвратительного зрелища. Но опять ничего не вышло. У него получился еще один сдавленный хрип.

Казалось, тьма вокруг него ожила, когда он уставился на нее, пораженный увиденным. Из тени медленно вышло какое–то существо и направилось к нему. Оно злорадно посмотрело на него, как будто Вир уже был каким–то образом уничтожен, но до сих пор не знал этого. Вир немедленно узнал в этом существе дракха, прислужника Теней. Но он напомнил себе, что обычные центавриане никогда не видели дракха, и вряд ли стоило показывать то, что он знает его.

Это слово сразу навеяло на него ужасные воспоминания. Несколькими годами ранее по просьбе погибшего техномага по имени Кейн он произнес это имя при Лондо. Из–за того, что он всего лишь упомянул это имя, его упрятали в тюрьму. Потом, работая вместе с другим техномагом, Галеном, он понял, что так звали одного из дракхов. И его сразу осенило.

Прежде Вир пришел бы в ужас от такой ситуации. Оказавшись лицом к лицу с темным пугающим исчадием ада, он бы превратился в дрожащий комок нервов.

Всем своим видом Вир источал ужас: глаза были широко раскрыты, руки неистово дрожали, а ноги подгибались в коленках, вынудив его осесть на землю в неприкрытом страхе.

Мысли путались. Существо, которое сейчас стояло перед ним, не было особенно могущественным и ужасным чудовищем, скорей всего это был простой представитель другой расы. Ну, допустим, вряд ли это была великая раса. Но Вир сам уничтожил древний корабль Теней, обнаруженный дракхами. Он собственными глазами видел гибель дракхов–воинов. Он знал, что они вовсе не неуязвимы.

Удивительно. Всего лишь шесть лет назад простое упоминание этого имени вызывало у него тревогу. А теперь, встретившись с обладателем этого имени, он изучает его с методической точностью.

Вид его собственной головы на пике отдавал театральностью, но что–то подсказывало ему, что этого не было на самом деле. Просто он находился в своего рода сне, в котором появился дракх.

Похоже, что ответ был ему неизвестен. А если он знает ответ, то зачем ему спрашивать об этом? Чтобы обмануть его с какой–то целью? И что же это за цель?

Даже если дракх и обладал какими–то особыми способностями, они были крайне ограниченными. Возможно, их хватало для того, чтобы погрузить кого–либо в состояние сна, возможно, они могли обмениваться мыслями. Но вряд ли они были способны читать мысли. Или, по крайней мере, они не могли читать мысли в одиночку.

Более того, Шив'кала ждал столько лет, чтобы задать Виру этот вопрос. Это указывало на то, что их возможности были ограничены. Или же, по крайней мере, они были ограничены в том, что касалось других рас. Шив'кала ждал до тех пор, пока Вир не окажется достаточно близко от дворца.

Потому что, и желудок Вира сжался при этой мысли, императорский дворец Примы Центавра был ничем иным, как цитаделью дракхов, их тайной базой. Но у Вира были сильные подозрения о том, что истинное сосредоточие их силы находилось где–то в другом месте.

Ему не хотелось, чтобы дракх понял, что он так быстро обо всем догадался. Не стоило недооценивать способности дракхов, какими бы ограниченными они ни были. Они могли уничтожить его одним щелчком. Единственное, почему они все еще этого не сделали, предположил он, это потому что они не считали его непосредственной угрозой для себя. Если бы они сочли его опасным, то у него не было бы никаких шансов выжить.

Все эти мысли пронеслись в его мозгу за одно мгновение, пока он лежал на спине, „потрясенный” одним лишь видом дракха. Судя по выражению лица Шив'калы, его одновременно потряс и позабавил вид этого униженного олуха.

Ему нужно было дать какой–то ответ на вопрос, чтобы сбить дракха с толку. Нельзя допустить, чтобы Шив'кала догадался о его связях с сопротивлением. Оставалось лишь притвориться безвредным простачком, который был так же опасен, как и летящее по ветру перо.

Лучше всего сказать ему как можно больше правды, так легче убедить дракха. Искренность была единственной сильной стороной Вира. Он был искренним так же непринужденно, как другие центавриане носили высокие гребни.

— На Вавилоне 5. Впервые я столкнулся с ними еще при Лондо, — он захлебывался словами. Прежде это было его проклятием. Вир Котто был косноязычным, заикающимся и крайне застенчивым юношей. Вир вспомнил это почти с ностальгией. Тогда жизнь казалась ужасно сложной.

Он отчетливо помнил, каким был тогда, и без труда смог вернуться к тому Виру. Прежний Вир скользнул в его тело, как в удобное пальто, и он смог изобразить его с потрясающей точностью.

— ...и он послал меня к ним, чтобы я передал им предложение о встрече! — продолжил Вир. — Я думал, что все закончилось. Но все оказалось не так. Нет. Вовсе не так. Потому что они пришли ко мне и сказали, чтобы я пошел во дворец и сказал ваше... это имя. Зачем? Зачем им это было нужно? Пожалуйста, скажите мне... — и он разрыдался. Он удивился, что ему удалось так быстро расплакаться. Учитывая все то, через что ему довелось пройти, все те ужасы, которые ему довелось увидеть, самой удивительной вещью было то, что ему удавалось удержаться от слез.

— У нас есть подозрения, — вот и все, что ответил дракх, но тут же добавил: — Было бы лучше для тебя, Вир Котто, не поддерживать больше отношений с этими фокусниками. Ты просто игрушка для таких, как они, которую они могут в любой момент выбросить. Ты знаешь нас? — Вир яростно мотнул головой. Шив'кала посмотрел вверх, на голову. — Ты знаешь его?

Вир оглянулся и увидел, что на пике снова торчит голова Рема Ланаса. Как ни ужасно было видеть там голову Рема, это было гораздо лучше, чем видеть там собственную голову.

Дракх не удостоил его слова ответом, или это его не интересовало. Вир чувствовал, что Шив'кала каким–то образом проверяет его, пытаясь определить, представляет ли он хоть какую–нибудь угрозу.

Эти слова заставили Вира замереть на месте. Пусть он спит, пусть этого не происходит на самом деле, но, все–таки, он определенно почувствовал, как у него застыла в жилах кровь.

— Я пытался понять, что он имел тогда в виду. Он был... весьма неприветлив. Это сначала. Но мы можем быть очень убедительны. Он сказал нам о том, что леди Морелла предсказала, будто один из вас займет место другого на троне Приме Центавра. Хотя он все еще с нами... мы полагаем, что ты будешь следующим правителем.

— Возможно. Но знай, Вир Котто... это может случиться... — и рот дракха растянулся в подобии улыбки. Это было самое ужасное из того, что когда–либо доводилось видеть Виру на своем веку. — Если это произойдет,... то мы можем многое предложить тебе.

Некоторое время Вир стоял, слушая стук собственных сердец... а потом заметил, что тени продолжают ползти... по направлению к нему. Хоть он и понимал, что это сон, что на самом деле опасности нет, тем не менее, вид теней ему не нравился, и он не хотел, чтобы они касались его. Вир отпрянул назад и уперся в пику, на которой он видел собственную голову. Невольно подняв глаза вверх, он вскрикнул.

Теперь там была голова Сенны. Ее остекленевшие глаза смотрели на него. От столкновения ее голова упала с пики. Кувыркаясь, она упала прямо в руки Виру, хотя он пытался всячески этого избежать.

А затем, несмотря на то, через что ему довелось пройти, несмотря на то, что он попадал в ужасно трудные положения, Вир замер, парализованный ужасом, не в силах взять себя в руки.

Он разрыдался, слезы потекли по его лицу, но он не чувствовал их. Как бы ужасно и гротескно это ни выглядело, он вцепился в голову, и его рыдания стали громче.

— Вир... Вир, — донесся до него голос Сенны, идущий от отрубленной головы. Потом Вир задрожал, и внезапно открыв глаза, обнаружил, что действительно плачет, и по его щекам текут горючие слезы.

Он вспомнил то время, когда в первый раз увидел ее почти десять лет назад, когда Лондо взял ее под свое крыло. Она больше не походила на ребенка. Это была взрослая женщина, интеллигентная и воспитанная, которая, казалось, знала, что ответить, даже если вы еще не придумали вопроса.

На ней было бело–голубое платье, простое, но элегантное. Она носила его во время последней их встречи, около шести месяцев назад, во время ужина с Лондо, который быстро перешел в приятный вечер.

На самом деле на ней тот вечер и держался, потому что Лондо большую часть времени провел в молчании, методично напиваясь. Вир редко видел его таким. Пьяным, да, но молчаливым? Никогда.

— Все в порядке, я... в порядке, — быстро сказал он, поднимаясь на ноги. Он автоматически оглянулся вокруг. Хотя он знал, что здесь нет и следа пребывания дракха, потому что, возможно, он никогда не был здесь физически, Вир уставился на тени, пытаясь определить, движутся ли они. — Я видел... — тут он оборвал себя. Определенно ему не стоило говорить этой девушке о том, что только что с ним произошло. Не было необходимости тревожить ее.

Они хотели, чтобы я сделал хоть что–нибудь. Какая великолепная насмешка!

Главы Домов потребовали встречи со мной. Они были крайне возмущены тем, что Дурла посадил одного из них в тюрьму. Им хотелось узнать, что я намерен предпринять по этому поводу, не только как император, но и как глава одного из Домов.

Они все собрались возле моих покоев, ни дать, ни взять кудахчущая стая. Сначала Дансени принимал их по одному, но под конец, следуя моему распоряжению, он впустил их всех сразу. В начале аудиенции они вели себя чинно, разговаривая в той самой величественной и помпезной манере, какой я и ожидал. Но одна жалоба сменялась другой до тех пор, пока они все не начали блеять о сложившемся положении. Они говорили о том, что если так будет продолжаться дальше, то это означает конец всему обществу и классовой структуре Примы Центавра. Это означает конец прежней жизни на Приме Центавра, конец всему, на чем она зиждилась.

Воистину поразительно.

Наше небо было черным от кораблей Теней,... сами Тени предлагали нам помощь здесь, на Приме Центавра, эти создания были воплощением чистейшего зла во всей галактике. Но им не удалось покончить с укладом жизни на Приме Центавра.

Этот уклад не исчез даже во время правления безумца Картажье, когда все бравые главы Домов попрятались, трепеща от ужаса, в страхе за свои головы.

Ну, по правде говоря, уклад жизни Примы Центавра, к которому мы так привыкли и который мы так лелеяли, цели, к которым все так упорно стремились... все это действительно находится под угрозой. Но вовсе не по тем причинам, о которых кричали главы Домов. Они живут на вершине дерева под названием Прима Центавра. С такой высоты трудно понять, что истинная проблема кроется в корнях.

Это дало мне немножко времени для того, чтобы выяснить причину их возмущения. Как интересно: Милифа, отец покойного и до сих пор оплакиваемого им Трока, дерзко разговаривал с нашим премьер–министром. Так не поступают, если хотят дожить до преклонных лет. Похоже, Милифа позабыл об этом и теперь сидит в тюрьме.

Весьма глупый поступок.

Передо мной стоял Тикан, глава Дома Тикан. Тут были и Арлинеас, и Айсон, и главы других ведущих Домов. Те, кто в страхе прятались во времена Картажье, но чувствовали себя в безопасности при моем более доброжелательном правлении. Они тоже поддерживали Дурлу, помогали ему занять место премьер–министра. Полагаю, они уже раскаиваются в этом и надеются, что мне удастся все исправить.

— Дома, император, — напыщенно сказал мне Тикан, — это основа и источник вашего могущества.

Остальные утвердительно кивнули.

Моего могущества.

Да что они знают о моем могуществе?

Тут всем заправляет Дурла, а я... я, сколько помню, всегда сражался в политических играх и битвах.

Временами мне казалось, что я почти победил... исключая те игры, где победа означала поражение. Дурла питался этим так же, как огонь поглощает кислород. Единственное, что доставляло мне хоть какое–то удовольствие, это то, что даже Дурла был обманут. Он заблуждался, полагая, что знает то, с чем столкнулся, но на самом деле это было вовсе не так. Он не имеет представления о том, что является всего лишь орудием для... других. Скажи я ему об этом, он, конечно же, не поверит. Он слишком погряз в самоуверенности.

Потом заговорил Арлинеас, и он выглядел несколько встревоженным. Не знаю, сколько времени я просидел, глядя в пустоту, погруженный в свои мысли. Следующим после Арлинеаса был Айсон. Он занимал менее важное положение, но обладал приятным качеством — молчаливостью. Он говорил крайне редко и если уж открывал рот, то в очень важных случаях.

Но тут снова вмешался Арлинеас:

— Ваше Высочество, вы... — осторожно произнес он.

— Я вас внимательно слушаю, — мягко ответил я.

— Вы наверняка слышали историю о строительстве мощного флота, — продолжил Арлинеас. — Рабочие действуют независимо друг от друга, являясь в то же время частью единого целого, но никто не знает, сколько их на самом деле...

— Или их назначения, — сказал Тикан. — Никто, кроме Дурлы, который теперь объявил открытую войну Домам.

Остальные сгрудились вместе, кивая головами в знак согласия.

— Что вы на это скажете, Ваше Высочество?

— Что я могу сказать? — ответил я. Впервые за долгое время я почувствовал что–то иное, кроме сонливости. — Что–то подсказывает мне, что вы обращаете внимание на такое положение вещей, лишь тогда, когда это удовлетворяет ваши нужды и самолюбие. Дурла ведь не скрывал своих намерений. А вы кивали и хлопали, одобряя его великие видения. И Валлко... Валлко, стоящий на Большой Площади, и проповедующий о великой судьбе Примы Центавра, хотя любой дурак понял бы, что это будущее не несет ничего, кроме гибели или порабощения для всех других миров. Сколько молитв вы разделили с ним, стремясь получить благословение Великого Создателя для тех самых действий, которые сейчас порицаете?

— Мы просто беспокоимся о благополучии нашего мира, Ваше Высочество, — возразил Тикан.

— Вы думаете только о вашем собственном благополучии. Что посеешь, то и пожнешь.

Они озадаченно переглянулись.

— Но мы же не крестьяне, Ваше Высочество, — заметил Арлинеас.

Я покачал головой.

— Не обращайте внимания. Вам этого не понять. Но, — продолжил я с неожиданной силой, — если вы этого не понимаете, то хотя бы постарайтесь этим воспользоваться. Как некогда сказал один ворлонец...

— Ворлонец? — они немедленно переглянулись. Большинство из них никогда не видели ворлонца, даже в скафандре. Конечно же, я тоже нечасто его видел, но я был там, когда Кош Наранек, посол Ворлона, покинул свой скафандр. Некоторые говорили, что у него были огромные крылья, а я...

Я ничего не увидел.

На самом деле это не совсем так. Я видел... свет.

Ослепительный свет. Но он был бесформенным и неясным. Мгновение мне казалось, что я вижу нечто, но так ничего и не разглядел.

Иногда мне думалось, что все увиденное остальными было всего лишь какой–то массовой иллюзией,... или что я просто не заслужил такого зрелища.

— Да, ворлонец, — подтвердил я. — Понимаете, он сказал это не лично мне, а кому–то другому. Но эти слова сразу распространились повсюду. Вот что он сказал: „Бурану снежинки не помеха”. Понимаете, господа?

Вокруг медленно кивнули. Они все прекрасно поняли. Но вряд ли были счастливы от этого.

— Значит... вы ничего не предпримете? — сказал Тикан. — Вы просто позволите Дурле творить все, что ему вздумается?

— Неужели вы не слышали ничего из того, что я вам сказал? — спросил я. — Он теперь пользуется той самой властью, которую вы ему дали. Он стал сильнее вас. Вы для него просто сброд, копошащийся на земле. А он нечасто смотрит на землю. Его взгляд устремлен к звездам, которые ему так хочется завоевать, и его поддерживает армия. И те, кто его обожает... его, и его министров религии, образования и информации. Вы слишком многим владеете, и вам не понять тех, для кого нет ничего приятнее, чем трудиться и строить будущее посредством завоеваний. Пока у них ничего нет, они будут считать это занятие вполне привлекательным и достойным уважения. Вы не можете этому воспрепятствовать, да я и не советую вам этого делать.

— Тогда что же вы предлагаете нам делать, Ваше Высочество? — поинтересовался Арлинеас.

Я глубоко вздохнул и коснулся рукой головы.

— Я предлагаю вам уйти. У меня ужасно разболелась голова, и мне надо побыть одному.

Вряд ли они были рады слышать это, но мои гвардейцы не особенно заботились о чувствах этих гордых господ. Они выпроводили их вон. Последним вышел Айсон, бросив на меня злобный взгляд.

— Оставьте меня, — приказал я гвардейцам. Они поклонились и вышли из комнаты, закрыв за собой большие двери. Двери моей темницы.

Я поднялся с трона и медленно прошелся по комнате. Каждое движение в эти дни давалось мне с болью. В прошлом эта боль была относительно вежливой и не затрагивала мою душу. Но теперь она пронзала все тело. Очень невежливо.

Я стоял на балконе, крепко вцепившись в перила. Бросил взгляд вдаль... и увидел нечто неожиданное. Вир и Сенна шли через поле. Я задумался о том, куда подевался Вир, ведь я послал за ним Сенну, но они удалялись прочь, беседуя друг с другом, как старые друзья. Или... тут было нечто большее?

Затем еще кое–что привлекло мое внимание. Это происходило на другом балконе, находившемся справа от моего балкона этажом выше. Я знал, что там располагалась резиденция Дурлы. То, что его апартаменты располагались выше моих, всегда было для меня недвусмысленным намеком.

Но сейчас я увидел вовсе не Дурлу. Там была Мэриел, и выглядела она просто ужасно: так перевязана, словно упала откуда–то и сильно разбилась. Мне не удалось разглядеть ее как следует, потому что она заметила, что я на нее смотрю... и немедленно отступила вглубь балкона.

Я никогда не видел ее в столь неловком положении. Полагаю, то же самое можно было сказать обо всех нас.

— Что вы об этом думаете?

Это был Шив'кала. Как всегда, я не услышал, как он вошел. Даже после стольких лет нашего... „сотрудничества”... я по–прежнему не представлял, как ему удавалось появляться и исчезать так незаметно. Долгое время я подумывал о том, не стоит ли мне обследовать стены, в которых могли оказаться потайные ходы. Но, все–таки, мне никак не удавалось их проверить.

— О них? — и я указал на Вира и Сенну, которые уже превратились в простые точки вдали. — Как мило, что вас так беспокоит мое мнение.

— Меня всегда это беспокоило, Лондо.

Я повернулся и посмотрел в лицо твари, которую я ненавидел больше всего на свете. Его отвратительная внешность стала еще хуже. На моем лице отражался каждый миг каждого дня моей жизни, и вряд ли это придавало ему приятный вид. Но Шив'кала выглядел точно таким же, как раньше.

— Вы хотели сказать „нас”? Я всегда думал, что вы говорите от имени всего Сообщества Дракхов.

— Вы никогда по–настоящему не понимали меня, Лондо, — ответил Шив'кала. — Верите или нет, но у вас нет лучшего друга и покровителя, нежели я.

— В данном случае я бы выбрал слово „нет”.

Шив'кала посмотрел на меня с каким–то отеческим неодобрением.

— Вы не были лучшим из наших слуг, Лондо.

— Сожалею об этом.

— Вы все делали по–своему. Но обычно ваши многочисленные маленькие бунты были плохо продуманы. Только благодаря моей снисходительности вы все еще остаетесь в живых. Но, к счастью, в последние годы вы ведете себя тихо.

Что–то в его словах заинтересовало меня.

— Почему „к счастью”?

— Потому что, — ровным голосом ответил он, — дело идет к развязке. И сейчас, возможно, самое неудобное время для того, чтобы создавать... проблемы.

Я мягко усмехнулся.

— А вы не опасаетесь, что подобными разговорами вы подтолкнете меня совершить именно то, чего так боитесь?

— Опасаемся? — казалось, его позабавило это замечание. — Мы ничего не боимся, Лондо, особенно вас. Но, тем не менее, я потратил на вас уйму времени. Мысль о том, что все это пропадет впустую, меня не радует.

— Да, конечно... — понимающе произнес я. — Вы беспокоитесь о том, что я могу отреагировать на эти жалобы. Что я могу попытаться вмешаться в планы Дурлы, вашего избранника.

— Вы можете попытаться, Лондо, но вам не удастся его остановить, так же как и...

— Так же как и этому кораблю, „Экскалибуру”, которому удалось сорвать ваш план по уничтожению человечества?

Мы оба отлично понимали, что я имел в виду.

— Вы постарели... и устали. Знаете, а ведь я могу вам помочь.

— О, да, вы можете.

Он шагнул ко мне. Прежде я бы внутренне содрогнулся. Но сейчас я ощущал лишь скуку.

— Мы знаем, как это сделать, — произнес он. — Вы больше не были бы рабом собственного тела. У вас будет выбор... если вы будете действовать так, как мы хотим. Вы сможете снова стать молодым и сильным.

— Я никогда не был молодым, — ответил ему я, — а если бы был достаточно сильным, то никогда не попал бы в подобную ситуацию. Шив'кала, меня совершенно не интересуют ваши предложения.

— Когда вы будете на смертном одре, то, возможно, заговорите иначе.

— Вероятно, вы правы. Но, возможно, случится нечто подобное этому... — и я схватил себя за горло и издал громкий хрип.

Дракх очень странно посмотрел на меня.

— У вас удивительно скверное чувство юмора, император Моллари.

— Я понял, что жизнь коротка, Шив'кала, и нужно брать от нее все, что можешь.

Он перевел взгляд на Вира и Сенну. Я не понимал, как именно, но чувствовал, что он разглядывает их точно так же, как и я до того, как он сюда вошел.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, Лондо. Что вы об этом думаете?

— Что я могу подумать, глядя на прогуливающуюся парочку? — я пожал плечами. — Да ничего особенного.

— Иногда то, что не представляет из себя ничего особенного, может означать все.

— Вы говорите, как ворлонец.

Это было всего лишь пренебрежительное замечание, сделанное без всякой задней мысли. Но едва эти слова сорвались с моих уст, мою голову пронзила сильнейшая боль. Я упал на колени, сдержав крик боли... и возможно, прошло, по крайней мере, три секунды, прежде чем я закричал.

Шив'кала стоял надо мной, глядя сверху вниз с тем же самым презрительным выражением на лице.

— Никогда, — холодно сказал он, — никогда больше так не говорите.

— Никогда... никогда... — пытался выдавить я. Затем боль утихла так же быстро, как и возникла, и я рухнул на четвереньки, пытаясь удержать равновесие и остановить вращение комнаты вокруг меня.

— И никогда не забывайте, кто я... и кто вы...

— Никогда, — снова повторил я.

Как будто забыв о моем присутствии, он снова посмотрел в сторону Вира и Сенны.

— Котто был орудием техномагов. Вы знали об этом.

Я покачал головой, чего явно не стоило делать, ибо комната снова завертелась. Мой левый локоть подогнулся, и я рухнул на пол. Шив'кала не подал виду, что заметил это.

— По крайней мере, так было раньше. Возможно, они снова воспользовались им, когда он бродил по дворцу и чуть не добрался до меня. Что ж, Лондо... то, что одни смогли использовать для своей выгоды, могут использовать и другие. И мы этим воспользуемся... в свое время.

— Не трогайте его, — прохрипел я с пола, — он... безобиден.

— Тронуть будущего императора? — казалось, дракх был поражен. — Ни за что. Он наша страховка, Лондо. Если с вами возникнут проблемы, или если вы откажетесь нам повиноваться, то вас придется заменить, и Вир займет ваше место. И я подозреваю, что он окажется гораздо более сговорчивым, нежели вы.

— Я был... сговорчивым...

— Да, в большинстве случаев. Но в некоторых случаях нет. Исключений быть не должно. У вас нет выбора. Вы должны повиноваться.

— Повиноваться... да... я буду...

— Вижу, что так, — сказал он, и я почувствовал, что вокруг стало заметно холоднее. — В любом случае Вир займет это место после вашей смерти. Если вы не в восторге от этого... тогда не делайте ничего такого, что приблизило бы это событие.

— Не буду, — боль пошла на убыль, но унижение, потеря самоконтроля... все это причиняло более сильную боль, которая никогда исчезнет.

Я ждал в ответ какого–нибудь возражения, какой–нибудь угрозы, чего угодно. Но ничего не произошло. Я поднял взгляд. Он ушел.

Я поднялся на подкашивающиеся ноги, опираясь о стену, и запоздало понял, что мне нужно было спросить его, не знает ли он, при каких обстоятельствах Мэриел получила такие травмы. На мгновение, всего лишь на мгновение, я подумал, не Дурла ли сделал с ней такое. Но потом я понял, что этого просто не может быть. Он обожает ее. Он сходил по ней с ума. Забавно, но многие верили в то, что именно она была истинной силой премьер–министра. Я, конечно же, знал, что этой силой были дракхи. Но я не имел права разглашать эту информацию.

Я перечитал то, что только что написал. Мои глаза устали, и не только глаза. Вир и Сенна в тот вечер вернулись очень поздно, и, когда они переглядывались, в их глазах что–то было... их мысли, казалось, были заняты чем–то другим, как будто их что–то беспокоило.

...но я всего лишь старик, и мне многое кажется.

Что я не могу представить, так это беспокойство глав Домов. Меня не волнует никто из них по отдельности. В том, что с ними случилось, виноваты только они сами.

Моя память то гаснет, то снова вспыхивает, но иногда бывают моменты, которые я помню абсолютно четко. И пространное обсуждение огромных кораблей и флотов... все это все–таки привлекло мое внимание. Возможно, несмотря на пожелания моих „хозяев”, я способен в деталях видеть именно то, что происходит. Вероятно, я не могу этому помешать, я ведь снежинка, специально выезженная для этой роли. Тем не менее, может случиться и так, что Дурла на мне поскользнется.