Глава 12
— Милое местечко тут у вас, Поль. Добрый день, миссис Гиллори.
Жена Гиллори была полная миловидная женщина с очень темными волосами и очень бледной кожей. Она любезно кивнула Бестеру, хотя была явно озадачена.
— Полю следовало предупредить меня, что он придет не один. Я только что закончила работу и прихватила кое–что на ужин, но, боюсь, тут очень немного. Надеюсь, вам нравится китайская кухня.
— Звучит великолепно, — сказал Бестер.
— Папа! — мальчик лет пяти выскочил из соседней комнаты и запрыгнул Полю на руки. Бестер прошелся и заглянул в комнату мальчика, пока отец и сын обнимались.
— Пьер, это мой друг Эл. Он сегодня побудет с нами, и я хочу, чтобы ты был хорошим, ладно?
— Ха! — сказала мать. — Он не только хорош, он великолепен, что касается неприятностей. Пьер, расскажи папе, что сегодня произошло в школе.
— О, э, ну и ничего такого не произошло, пап. Правда ничего.
Бестер вошел в детскую. По полу были разбросаны игрушки, книжки, раскраски и обрывки бумаги. Он обнаружил единственное окно, закрытое жалюзи. Он поднял жалюзи и выглянул наружу. Из окна открывался вид на второй этаж соседнего, очень похожего жилого дома через улицу.
— Ну, Пьер, или ты ему расскажешь, или я... простите? Могу я вам помочь? — женщина вдруг заметила, что он делает.
— Простите, — сказал Бестер. — Просто я так давно не бывал в детской, и я не хотел вмешиваться в ваш разговор. — Он улыбнулся. — Кажется, это важно.
— Ладно, пускай, но я бы заставила Пьера привести все в порядок, знай я, что вы придете.
— Так что ты натворил в школе, Пьер? — спросил Бестер, выйдя из комнаты и присаживаясь на корточки возле мальчика.
— Я, ну, я вылил клей на волосы девчонке. Джесси.
— О, дорогой. Почему ты это сделал?
— Да она дура, — он потупился. — Не знаю.
Бестер улыбнулся и взъерошил волосы Пьера.
— Дети, — пробормотал он. Он посмотрел вверх на мать. — Прошу прощения, запамятовал ваше имя?
— Мари, — ответила она. — А вы, кажется, Эл?
— Да. Мари, думаю, Полю есть что вам рассказать. Пьер, почему бы тебе не показать мне свои игрушки, пока они разговаривают?
— Идет.
— Что? — спросила Мари.
— Делай, что он говорит, дорогая, — велел ей Поль напряженным голосом.
Бестер прошел за малышом обратно в его комнату, а в кухне началась секретная беседа.
— Думаю, у меня неприятности, — признался мальчик, роясь среди игрушек. Он вытащил игрушечную „Фурию” из спутанной кучи одежды и мятой бумаги. — Вот игрушка.
— Да, — сказал Бестер. — Я летал на такой.
— Да ну!
— Правда–правда.
— На войне?
— Да. Вообще–то, на нескольких войнах.
— Не, ты не летал.
— Уверяю тебя, — ответил Бестер.
— Я хочу когда–нибудь полетать на ней. Думаешь, получится?
— Ну, — ответил Бестер, — это зависит от твоих родителей. И от того, перестанешь ли ты поливать клеем девчачьи прически. Такие вещи не одобряются в Космофлоте, — он заметил, что Поль и Мари вернулись в гостиную. — О, вот и вы. Поговорили?
Лицо Мари было еще бледнее, чем когда он впервые ее увидел.
— Пьер... — сказала она испуганно.
— Почему бы вам не приготовить ту китайскую еду? — сказал Бестер спокойно. — Я не обижу Пьера. Мне помнится, Поль, ты должен был съездить с поручением?
— О, да. Я совсем забыл. Я, э, привезу также еще еды.
— Почему бы мне не оплатить ее?
— Не нужно. Вы наш гость.
— Что ж, благодарю вас. Должен сказать, вы очень гостеприимны.
После отбытия Поля — чье сопротивление и волнение были в самом деле почти болезненны для восстанавливающейся чувствительности телепата, — Бестер обернулся к мальчику.
— Пьер, давай я расскажу тебе про полеты на „Фурии”, а ты покажи мне все остальное в доме, идет?
Это была маленькая квартира. Окно хозяйской спальни выходило туда же, куда окно спальни Пьера. Совмещенная с кухней столовая была декорирована в ярком эклектическом стиле: ваза с тюльпанами, стенной календарь — дешевая имитация ацтеков, чаша с фруктами из папье–маше и смеющийся Будда, вырезанный из марсианского гематита. Мари вилкой вынимала цыпленка kung–pao и lo mein из картонных коробок на желтые керамические тарелки. Она часто поглядывала на Бестера.
— Иди мыть руки, Пьер, — сказала она.
— О, да! — откликнулся мальчик и рванулся выполнять. Затем обернулся и, подскакивая на одной ножке, поманил Бестера.
— Я забыл показать тебе самое лучшее! — сказал он.
„Что поделаешь?” — пожал плечами Бестер в сторону Мари и последовал за Пьером в тесную ванную.
— Видишь? Видишь?
Что Бестер увидел сначала — это обои, оторванные от одной из стен и не приклеенные снова. Но мальчик показывал на нечто более исключительное — что–то вроде ящика, встроенного в стену. Он открыл его, обнаружив шахту, которая сначала шла прямо вниз, а через несколько футов изгибалась.
— Что это? — спросил Бестер.
— Папа говорит, эта квартира по–настоящему старая, и в прежние времена через это спускали вниз мусор. Он сказал, это, должно быть, было частью кухни, до того как сделали меньшие комнаты.
— Ух, — Бестер заглянул в шахту. — Вероятно, шахта ведет отсюда куда–то в подвал.
— Ага. Я хотел съехать вниз...
— Ужин! — позвала Мари из соседней комнаты. — Твои руки вымыты?
— Мой получше, — сказал Бестер.
— А как же ты?
— Я взрослый. Поступаю как хочу.
Он вернулся в кухню.
— Чего вы хотите от нас? — прошептала Мари.
— Мне просто нужно где–то пересидеть недолго, — сказал он. — Вы едва ли заметите мое присутствие.
Она хотела что–то сказать, запнулась, начала снова.
— Мы в политику не вмешиваемся, — сказала она. — Я имею в виду, мы не...
— „Не” что? Не голосуете? Что мне до этого?
— Все что я хочу сказать — я знаю, вас преследуют, но тут какая–то политика, а мы этим не интересуемся. Только не... не троньте моего сына.
— Да что вы. С чего бы я стал делать подобные вещи? И кому–то, кто выказал мне такое радушие?
— Я... так вы... не станете?
— Скажем, скорее всего — нет, и оставим это как есть, ладно? — ответил Бестер.
— Видишь? Чистые! — сказал Пьер, прибежав из ванной.
— Ну, — сказала Мари, успокаиваясь, — поедим.
— Он здесь, — хмыкнул Гарибальди. — Прикройте меня, ребята.
Он вылез из машины и пересек улицу — туда, где другой мужчина как раз покидал свой автомобиль, тот самый коричневый „Кортес–седан”, который они проследили до этого дома, затем до гастронома и вокзала, потом снова сюда.
— Эй, приятель. Говоришь по–английски? Можешь кое в чем мне пособить?
Мужчина глянул осторожно:
— Мне некогда, — сказал он, подхватывая рюкзак.
— Разумеется, разумеется. Мне бы только разузнать дорогу.
— Куда вам нужно?
— Туда, где вы оставили Альфреда Бестера. Ш–ш–ш! — он убедился, что мужчина (Поль Гиллори, по регистрационным документам) заметил PPG.
Мужчина замер.
— Не знаю, о чем вы говорите. Это не тот ли военный преступник, которого там ищут?
— Это тот военный преступник, которого мы ищем, да, и он в вашей квартире.
— Нет, не думаю. Это глупо.
— Сожалею, приятель.
Мужчина издал глубокий вздох, и Гарибальди опешил, увидев слезы у него на глазах.
— Месье, у него там наверху моя жена и малыш. У него пистолет. Он убьет их, если что–нибудь пойдет не так, я совершенно убежден в этом.
— В чем дело? — спросил Жерар. — Я инспектор полиции Жерар. Он взял вашу семью в заложники?
— Да. Он послал меня кое за чем. Он сказал, если я не вернусь через час, он сделает им больно. Час уже почти прошел.
— За чем он вас посылал?
— За билетами на поезд. За провизией. Пожалуйста, я должен их ему передать.
— Я помогу, — предложил Гарибальди.
— Нет!
— Слушайте, мы уже почти закончили оцепление вашего дома.
— Вы не слышите меня? Он убьет их.
Гарибальди посмотрел на Жерара.
— Газ? Что? Должен же быть какой–то способ выкурить его оттуда.
— Не подвергая опасности семью? — ответил Жерар. — Я очень в этом сомневаюсь. Почему не подождать, пока утром он уйдет? Мы знаем теперь, на какой поезд он сядет.
— Всего одна проблема. Он просканирует Поля, когда тот поднимется наверх, и мгновенно получит точные сведения обо всей этой беседе. Кто знает, что он тогда сделает?
— Вы нарочно это сделали, — сказал Поль с горячностью. — Нарочно заговорили со мной. Подловили меня.
Гарибальди пожал плечами.
— Это некрасиво. Но, послушай, этот парень только что за здорово живешь разрушил сознание своей подружки. Думаешь, он хоть глазом моргнет, прежде чем проделает это с вами, ребята? Дружище, каждую секунду с ним твоя семья в опасности. Думаешь, он просто уйдет восвояси от вас троих, особенно после того, как послал тебя брать ему билеты? Да ни в жизнь. Все вы трое будете мертвы или все равно что мертвы без нас. Мы — единственные между тобой и Бестером, и тебе лучше поверить в это.
— В том–то и проблема, — сказал Поль. — Вы не между нами. Ничего нет между ним и моим малышом. Ничего.
— Тогда ладно. Позволь нам собраться вместе и затем смотри, чего мы можем добиться. И, учитывая, что твой крайний срок почти настал, думаю, это должно быть очень скоро, не так ли?
Бестер ощутил внезапный порыв жара, не связанный с kung pao, бурчавшим у него в желудке. Это было больше похоже на горячий ветер в его черепе, с последовавшим контрастно холодным, который задержался.
Он это чувствовал прежде, как раз перед тем, как попал в ловушку Литы. Он чувствовал это на Марсе, за мгновение до того, как бомба террориста разнесла его офис.
Был старый опыт, иллюстрирующий работу гравитации. Представьте себе пространство как кусок резины, растянутый во всех направлениях. Вы кладете на резину маленький шарик, и получается маленькая впадина. Вы помещаете на резину пушечное ядро, и яма от него получается больше. Положите шарик достаточно близко, и он скатится в глубокую впадину к ядру. Суть в том, что существование массы приводит к искривлению пространства, и гравитационное „притяжение” есть лишь побочное следствие этого искривления.
Бестер давно пользовался этой ассоциацией, думая о телепатии — уподобляя сознания людей шарикам и ядрам. Нормалы оставляли крошечную впадинку, П12 — глубокую. Но с телепатией ситуация была сложнее. Чем старше становился телепат, чем больший опыт он приобретал и чем больше он полагался на свои инстинкты, тем сильнее становилось его телепатическое притяжение и тем больше „плоскость мыслей” искривлялась вокруг него. Углублялся, так сказать, его след.
В то же время он приобретал большую и большую чувствительность к другим возмущениям воображаемого куска резины. Да, реальная телепатия, передача когерентных идей от одного сознания к другому, зависела от близости и, в идеале, наличия прямой видимости. Но тут могли подключаться более древние чувства, чем телепатия, чувства, которые действовали глубже уровня рационального мышления.
Он почувствовал Литу в тот день. Ее усиленные ворлонцами способности проделали громадную вмятину в ткани пси–пространства, и его подсознание внезапно крикнуло: „Вон отсюда!” То, что он чувствовал сейчас, было не менее властно — гроздья шариков катились к его ядру, и глубокая предостерегающая система его мозга взывала к вниманию. Этому инстинкту он научился доверять.
Да, что–то было не так.
— Вы можете держать нас под прикрытием весь путь наверх?
— Да, — сказал Бьорнессон сухо. — Телепатия действует в пределах видимости, и он ничего не предпримет, пока мы не откроем дверь. Легко замаскировать слабые впечатления, которые он может почувствовать до того.
— Это я слышал, — ответил Гарибальди.
Жерар как раз начал удивляться — что, черт возьми, он полагал тут делать. Его расследование полностью ускользнуло из–под его контроля. Прямо как его жизнь. Сперва вмешался Гарибальди, затем EABI, теперь снова Гарибальди.
Оглядываясь назад, это было почти облегчением. Когда он, Жерар, нес ответственность, дела имели тенденцию идти неправильно, особенно в последнее время. Когда он узнал, что объектом его преследования был один из худших в столетии военных преступников, он уговорил себя выйти из дела. Он струсил, таким образом, готовый позволить посторонним рисковать, даже если это означало, что впоследствии им достанется награда.
Однако теперь игра стала чертовски нечистой. Кто распоряжался? Гарибальди, ясно, больше силой своего задора, но также потому, что он был прав. И потому, что предательство Шиган сбило с толку сотрудников EABI, они не знали, что делать.
А расплачивались за все это граждане Парижа. Его граждане. Люди, которых Жерар присягал защищать — люди, которым Гарибальди и остальные ни черта не были должны.
Он отвел Гарибальди в сторону.
— Я пойду туда, — сказал он мягко.
— Все в порядке, Жерар, я сделаю это под прикрытием.
— Нет, не в порядке, — сказал Жерар. — Там наверху в опасности женщина и маленький мальчик. Я не позволю вам вломиться в квартиру, размахивая пистолетами.
— Послушайте...
— Нет, вы послушайте. Вы не кадровый офицер, месье Гарибальди. Вы всего лишь человек с нездоровой одержимостью и слишком большими деньгами, считающий себя ковбоем с американского Запада. Мы сделаем по–моему. И точка.
— Это как — по–вашему?
— Я войду с Полем, один и без оружия. Я объясню Бестеру, что он окружен...
— Постойте–ка, — сказал Гарибальди, округляя глаза. — Он просто возьмет одного из них в заложники. Или, может, вас.
— Они уже у него в заложниках. Он не уйдет далеко, попытайся он уйти с ними.
— Но элемент неожиданности...
— Теперь вы постойте. Мы до сих пор не заставали этого человека врасплох, и несмотря на всю перестраховку, я не уверен, что его можно удивить. По–моему. Если он не поддастся доводам разума, тогда можете делать, что хотите.
— Плохая это идея.
— В настоящий момент мои люди превосходят ваших десятикратно, даже включая телепатов, которые, кажется, не знают, на кого теперь работают. Я снова могу вас арестовать, и я не повторю их ошибки. Я вас доставлю в участок и продержу, пока все это не кончится. Понятно?
Гарибальди был человеком, привыкшим поступать по–своему, однако эту привычку он приобрел сравнительно недавно. В глубине души, под оболочкой богача–магната, он был человеком, который большую часть своей жизни следовал приказам. Он неохотно кивнул.
— Я все–таки считаю это ошибкой.
— Учтено. Но именно так мы и поступим.
— Вы распорядитель этих похорон, приятель. И, может, вас тут и похоронят.
Жерар спокойно улыбнулся.
— Просто я представляю вас с Бестером: материя и антиматерия. Если я позволю вам ворваться в ту комнату... — он покачал головой. — Я не дам этому произойти.
Жерар проверил и убедился, что все на своих местах. Снайперы в домах через улицу, люди под окнами, несколько на крыше. Всем было сказано оставаться вне зоны видимости и под наблюдением собственных следящих устройств. Когда он почувствовал уверенность, он сделал знак Полю.
— Я вхожу невооруженный, поговорить с ним. Я сделаю все что смогу для вашей семьи, клянусь.
Поль лишь покачал головой.
— Нам нужно спешить, — сказал он. — Я обещал ему вернуться.
Он разместил двух телепатов и двух нормалов у подножия лестницы, затем позволил Полю проводить себя к лифту. Тут были всего восемь из них: Поль, Гарибальди, Томпсон, Бьорнессон, другой телепат по имени Дэвис и три спецагента с инструментами для взлома.
Он постарался не задерживаться, когда они подошли к двери и другие заняли свои позиции. Затем, набравшись храбрости, он постучал.
— Кто там? — женский голос.
— Инспектор полиции Жерар, — ответил он громко. — Я не вооружен. Прошу вас, я хотел бы поговорить с Альфредом Бестером.
Прежде чем она ответила, сердце успело отстучать несколько ударов.
— Войдите.
| Последнее обновление: 3 сентября 2001 года |
© 1999 Ballantine Books
Перевод © 2000–2001 Елена Трефилова.
Оформление © 2001 Beyond Babylon 5,
публикуется с разрешения переводчика. |
