Жерар отхлебнул свой отвратительный кофе и просмотрел газету. Он выбрал раздел искусств и прочитал книжное обозрение. Обозреватель был новый, и Жерар наслаждался его терпким чувством юмора. 

„Сюжет книги, кажется, основан исключительно на секретной информации, и автор, похоже, считает, что читателю ее знать не положено”. 

Позади него Луи Тимоти, его ассистент–помощник, издал внезапное тихое восклицание. 

— Гляди–ка, — сказал Тимоти. 

— Что это? 

— Может, мы не должны. в конце концов, так уж сожалеть об Акермане. Вы знали, что он работал в исправительном лагере Пси–Корпуса в Амиенто? 

— Да. 

— Правда? Я только что это узнал. Это было надежно скрыто за завесой секретности. 

— Да, он был оправдан по большинству обвинений и отбыл свой срок, так что они, конечно, затруднили доступ к этой части его прошлого. Это связано с актами амнистии, принятыми после гражданской войны. Мы можем добраться до них, мы просто должны чертовски тяжело потрудиться. 

— Оправдан? — сказал Тимоти недоверчиво. 

Жерар обернулся и обнаружил своего ассистента уставившимся на изображение. Оно показывало груду мертвых тел. Он щелкнул, и появилась следующая сцена — группа мужчин, женщин и детей, изможденных, но живых, пустыми глазами смотрящих в объектив. 

— Он стукнул на кого–то из своих начальников, конечно. Старинный плач подручного у палача, знаешь? „Я всего лишь исполнял приказы”. 

— Хорошо, чего тогда нам заботиться об этом сукином сыне? 

— Мы заботимся, потому что это наша работа, — ответил Жерар. — К тому же... слушай, выдай мне свою самую лучшую догадку. Кто убил Акермана? 

Тимоти кивнул на экран. 

— Один из них. Или брат, сестра или сын одного из погибших. Он надзирал за систематическим истязанием, искалечиванием и убийством тысяч. То, что он оправдан, не означает, что он прощен. Я выследил бы его, будь в лагере один из моих. 

— Это хорошая догадка. Статистически это весьма вероятно. И ты прав по–своему. Я не поддерживаю расправы. Нам нельзя. Но, может быть, я не очень погрешу против истины, если приму твои поспешные выводы. Может, я решу, что киллер был прав, и оставлю все как есть. 

— Чертовски верно. 

— Но именно поэтому я стараюсь делать выводы обоснованно. Именно поэтому я формулирую альтернативные гипотезы. И если одна из них окажется верна, то, думаю, ты согласишься, что мы должны оставить это дело открытым. 

— Я не вижу никаких альтернативных гипотез. 

— Ну, тогда ты ослепил себя — плохое начало расследования. Это прямо как наука, знаешь ли. Ты формируешь разные гипотезы и затем начинаешь их проверять, или, по крайней мере, смотреть, которая из них лучше соответствует известным тебе фактам. 

— Если у тебя есть лучшая версия для данных, то какая? 

— Может, не лучшая, но у меня есть другая. Есть еще одна категория людей, кто мог хотеть убить Акермана, руководствуясь иными мотивами, нежели месть. 

Тимоти помолчал немного. 

— Выключи экран. Это тебя доводит. Все, о чем ты можешь думать, это что бы ты сделал с человеком, замешанным в этом. 

Тимоти неохотно послушался. Он продолжал таращиться на пустое место, где была картина. 

— Ну? — спросил Жерар немного погодя. 

— Дерьмо. 

— Вот видишь. 

— Ты думаешь, это был кто–то еще, кто работал в лагере? Один из военных преступников, избежавших кары. Фернандес, или Хило, или... — он запнулся. — ...Бестер. 

— Оп–ля. 

— Дерьмо, — повторил он. — Один из настоящих мозгодавов здесь, в Париже? Я думал, предполагается, они все во внешнем космосе. 

— Где бы спрятался ты? На космической станции среди нескольких сотен тысяч, в колонии среди нескольких миллионов в лучшем случае, или на Земле, скрывшись в толпе из более чем десяти миллиарддов душ? 

Тимоти несколько мгновений сидел с разинутым ртом, а затем нырнул в компьютер. 

— Мы можем перепроверить, — сказал он, — обнаружить, кто там работал, кто был пойман, кто умер, кто... 

— ...сбежал, — договорил за него Жерар. — Только один, и ты уже упоминал его имя. 

Но Тимоти предпочел убедиться. 

— Бестер, — пробормотал он. Так он произнес бы имя Дьявола. — Альфред Бестер. Бог мой, если он здесь, в Париже... эй! — Его экран опустел. Он яростно принялся пытаться вернуть все обратно. 

Встревоженный, Жерар отвернулся к своему собственному компьютеру и обнаружил его таким же пустым. Он еще работал, но когда он попытался вернуть на экран Бестера, то увидел надпись „информация не обнаружена”. 

— Ой–ей, — пробормотал он. 

— Что случилось? 

— Понятия не имею, — ответил Жерар. — Но хочу узнать. Предполагается, что у нас свободный доступ к этой базе данных, и никто не имеет права отрезать нас от нее. Ни EABI, никто. Когда... 

В этот момент раздался сигнал коммуникатора на его столе. Жерар остановился на середине фразы, нахмурившись. 

— Ответить, — сказал он. 

— Изображение? — спросил коммуникатор. 

— Разумеется. 

Экран включился, показывая лысого мужчину средних лет. Что–то в нем было очень знакомое, и когда он заговорил, пришло узнавание. Жерар видел его лицо раз пятьдесят в новостях ISN. 

— Привет, — сказало лицо по–английски. — Мое имя Майкл Гарибальди. А вы, должно быть, инспектор Джерард? 

— Жерар, — поправил Жерар. 

— Упс. Нда, я думал, что школьный французский был пустым занятием, а? Помимо очаровательной блондинки, которая тащилась, когда я называл ее „мамзель”. — Он улыбнулся. — Но это ни к селу ни к городу, да? Видите ли, мое внимание привлекло то, что вы сунулись в базу данных, которая содержит сведения о некоем Альфреде Бестере. 

— Вы за мной шпионите. 

— Не–е–ет, я шпионю за файлом Альфреда Бестера. И веду учет тех, кто в него заглядывает. И то, и другое не строго запрещено. Я проверял. 

— Да? Ну, мне ни до того, ни до этого дела нет. 

— Конечно. Но, по–моему, вам следует притормозить. 

— Кажется, у меня нет выбора. 

— Ага, ну, это так выглядит — такое совпадение — произошло нечто вроде сбоя в системе. Вероятно, выброс солнечной энергии, что–то типа этого, знаете? Через час или около того вы, вероятно, снова получите доступ. Столько времени обычно длится ремонт такого рода. 

— Вы говорите, как авторитет в этих делах. 

— Авторитет? Я? Нда. Просто интересующийся гражданин, который тоже страдал от отказов аппаратуры. Привыкший к этому на станции постоянно. Все, что я говорю — когда все вновь наладится — я бы не стал смотреть в файл Бестера снова, если только вы не хотите, чтобы вас проверяли федералы из EABI, только и всего. А если вы похожи на большинство знакомых мне локалов, включая меня, когда я был офицером службы безопасности, — вы этого не хотите. 

— Я не офицер службы безопасности, мистер Гарибальди. Я agent de la police [полицейский (фр.) — Прим. ред.] города Парижа. Я должен сообщить эти факты в EABI — уже через несколько часов. 

— Может, так, может — нет, — сказал Гарибальди, хотя мимолетное выражение одобрения мелькнуло на его лице. — Я могу помочь с этим, если будет причина. Почему вы запросили этот файл? 

— Это ведь не ваше дело, мистер Гарибальди. 

— Слушайте, я не люблю разбрасываться своим влиянием, но я сделаю это своим делом. Я могу сделать это официально, что чрезвычайно осложнит вам жизнь — но что мне до этого? Я ненавижу Париж. Непохоже, что вам выпадет шанс испортить один из моих отпусков или что–нибудь в этом роде. С другой стороны, мы можем понять друг друга и помочь по доброй воле. 

— Я не люблю угроз. 

— Я тоже, будь я на вашем месте. Но сейчас ваш выбор — между мной и Метасенсорной командой из EABI — и... мной. Что тут попишешь? 

Жерар рассерженно фыркнул и несколько мгновений постукивал по столу. Марсиане. Хуже американцев. 

— Произошло убийство бывшего заключенного по имени Акерман. Профессиональная работа, но при странных обстоятельствах. Акерман был телепатом — он работал в исправительном лагере в Бразилии. Я как раз проверял, кто мог быть его начальником. 

— Ух. Думаете, значит, кто–то из „зла невидимого и неслышного” поработал над ним. Бестер? 

— Маловероятная возможность. 

— Этот телепат, не знаете, был у него рецепт на рибосилас холина? 

— Не знаю. 

— Может, проверите это... погодите, я проверю. — Последовала очень короткая пауза, во время которой Гарибальди смотрел на что–то вниз. — Нету. О, хорошо. 

— Это что–нибудь значит? 

— Вы это знаете. 

— Как это? 

— Ага. Теперь вы заинтересовались тем, что я могу сказать, правильно? Я могу стать для вас большой подмогой, если захочу. И я отдам вам это даром — не так уж плохо, что Бестер в Париже. Стоит проверить. 

— Уверяю вас, я так и делаю. 

— Верю, но Бестер когда–то слишком часто ускользал у меня из рук. Это впервые — реальный след — за долгое время. И, скажу вам, если Бестер действительно замешан, то вы не можете доверять людям из Метасенсорных отделений Земного Содружества или откуда бы то ни было. У него там все еще свои люди. Если EABI узнает, что вы выискиваете, об этом через час узнает Бестер, а еще через час он будет так далеко, будто он почтовый голубь. 

— Если он это сделал, я думаю, он уже сбежал. 

— Возможно. Но возможно — нет. Может быть, он стал самоуверен. Тут был другой инцидент, несколько недель назад... 

— Попытка ограбления аптеки? 

Гарибальди расширил глаза. 

— Эй. Вы начинаете мне нравиться. Это могло бы быть началом прекрасной дружбы. Вы скажете мне, почему вы их увязали, а я поделюсь, что я нашел. 

— В обоих случаях применено какое–то приспособление, подавляющее охранные устройства с искусственным интеллектом. Не очень тесная связь, вообще–то. 

Затем он внимательно выслушал, как Гарибальди открыл свою увязку — средство, предназначенное лишь для контрактных телепатов. 

— Это очень интересно, — отметил он. 

— Это более чем интересно, — сказал Гарибальди. — Я думаю, он был тут. Думаю, он все еще тут. 

— И я все еще должен доложить об этом в Метасенсорное. 

— Нет, не должны. У меня есть друзья на самом верху. Слушайте, вам нужен этот парень, правильно? 

— Конечно. 

— Как и мне. Единственное — меня не заботит, получу ли я за это или нет. Я просто хочу увидеть, как это случится. Я хочу быть там, если это возможно. Так что пока задержитесь. Вы получите подтверждение через час или около того от Земного правительства, гарантирующее, что у вас не будет неприятностей из–за того, что вы не передадите данные пси–агентам. Кое–кто из правительственных чиновников попробует наблюдать, но это те, кому я доверяю, и обещаю — они просто отвалят. Это будет целиком ваше местное дело, которое ведет местный полицейский. 

— А вы что с этого будете иметь? 

— Удовлетворение. Удовлетворение от того, что ублюдок получил по заслугам, что он оказался так глубоко, откуда на ад вверх смотрят. Возьмите все, что вы слышали о Бестере, отнимите то, что всего лишь отвратительно, и увеличьте остаток раз в шесть. Тогда вы еще только начнете понимать, на что он способен. 

— Чую личную неприязнь. 

— У вас с этим проблема? 

— Нет, если у вас нет. Если вы прибудете сюда с мыслью о личной мести, я вас своими руками запру — мне наплевать, кто ваши друзья. Ясно? 

— Ясно как вакуум. Я остаюсь при своем. Буду через четыре дня. 

— А если я поймаю его раньше? 

— Не поймаете. 

— Вы, кажется, в этом совершенно уверены. 

— Да. Увидимся. 

Связь прервалась. 

Жерар снова вздохнул, но затем повел плечами. Еще одно, что отвлекает его мысли от неразрешимых проблем, во всяком случае. 

Он повернулся: у Тимоти глаза были как блюдца. 

— Ты знаешь, кто это был? 

— Конечно. 

— Он из друзей самого Шеридана. 

— Это я слышал. Дела в предстоящие дни будут очень интересными, если мы не возьмем нашего героя. Я намерен доказать, что мистер Гарибальди ошибается. Я намерен поймать Бестера до его прибытия. Так что не будем терять время зря. Будь ты военным преступником в Париже, где бы ты укрылся? 

Тимоти фыркнул. 

— В правительстве. Где же еще? 

Впервые за эти дни Жерар почувствовал, как на его лице появляется искренняя улыбка.