Cover Окончательный расчет: судьба Бестера
Оглавление

Глава 6

Гарибальди ходил по комнате осторожно, словно ступая босиком по битому стеклу. 
— Он был здесь, — пробормотал он, — я его чую. 
Конечно, его не следовало понимать буквально. Но иногда он находил, что у него развилось некое чутье — не телепатия, конечно, но нечто более древнее, глубокое, более первобытное. Даже животное. 
— Похоже, вы угадали, — протянул Томпсон, — этот дом зарегистрирован на некую Сьюзан Тароа, но это только псевдоним. Мы отследили ее по нескольким другим фальшивым именам, пока не дошли до Софи Херндон. Она была в числе стажеров Бестера. 
— И она и есть та самая женщина, которую выловили двое пьяниц несколько недель назад? 
— Да. Кто–то утопил ее в рыбачьих сетях. Но в этом же месте из–за шторма потонуло судно, и поисково–спасательная команда нашла ее. Когда они проверили документы, несообразность вылезла наружу. Удачное совпадение. 
— Не для нее. 
— Да уж я думаю. 
— Я хочу провести здесь полное расследование. ДНК, и все прочее. 
— Местная полиция уже занялась. 
— Они не знают, что искать. Я хочу другого. 
— Конечно. 
Гарибальди продолжил осмотр берлоги монстра. Нити, оставленные Бестером в Томпсоне, никуда не вели — или, точнее говоря, они вели куда угодно, кроме настоящего следа Бестера. При желании этот человек умел становиться призраком. Он мог копаться в головах у людей, заставляя забывать, заставляя вспоминать вещи, которые никогда не происходили. 
Заставляя их делать то, чего они никогда не хотели делать. 
Гарибальди пытался проследить денежные переводы. Бестеру, чтобы так передвигаться, нужны были деньги, но даже внушительные ресурсы Edgars Industries оказались недостаточны. Некоторые банки и впрямь были недоступны, неподкупны, неподвластны ему, каким бы ненормальным и непостижимым это ни казалось. 
И что же оставалось выискивать? След из трупов? Бестер был так же осторожен и в этом, по обыкновению. Опять–таки, вроде бы похоже на то, что он пустился в бега. Обнадеживающий признак. 
— Что вы ищете, мистер Гарибальди? 
— Не знаю. Что–нибудь. Что угодно. Ты–то как? Не улавливаешь какой–нибудь — не знаю — пси–знак? 
— Нет, ничего. Сильные телепаты иногда оставляют их, это верно, но они не держатся долго. Часы, может быть день. Тут нет ничего такого. 
— Черт, — он подошел к буфету из полированного коралла и принялся выдвигать ящики. Ничего. Поискал под матрасом. Ничего. 
Он полез шарить под кроватью — и его пальцы коснулись чего–то маленького, холодного, гладкого. 
— Что это? — он вынул из кармана платок и полез снова, а вылез с маленьким цилиндром. 
— Это ампула, — хмыкнул он. Встал и посмотрел предмет на свет. — Какое–то лекарство. 
— Это должно быть прямо по вашей части. 
— Или к моей выгоде, во всяком случае. Ага, я знаю парня, которому хочу дать это посмотреть. И, Томпсон, я не хочу, чтобы ты говорил кому–либо об этом — понимаешь? Теперь это только наш маленький секрет. 
— Понял. 

Найлс Дреннан был маленький упертый молодой человек, какого никак нельзя представить себе проколовшимся или прикалывающимся. Гарибальди он не нравился, но он был одним из лучших действующих специалистов по синтезу. 
Его работа заключалась в том, чтобы проверять разного рода народные снадобья из тысяч миров и пытаться выделить их активные ингредиенты. Последнее время он больше обрабатывал разнообразные биогенетические материалы, охотясь за средством от вируса дракхов. 
На деле он был вроде алхимика–инквизитора, который мог вытянуть секрет из любого соединения, какое ему дадут, неважно, сколь чуждого или сложного. Так что Гарибальди, в общем, не заботило, какими принципами тот руководствуется в своей жизни. 
— Это рибосилас холина. Контролирует выделение определенных запрещенных медиаторов или нейрогормонов. 
— Что бы это значило? По–английски? На незамысловатом английском. 
— Много ли вы знаете о нейронах? 
— На уровне шестого шестого класса. 
— Хм... Ну–с, нервы часто уподобляют проводам или какой–либо другой линейной проводящей системе. Это плохая аналогия по ряду причин. Нервная система — головной мозг, спинной мозг, сенсорные и моторные нервы — все это связано через специальные клетки, называемые нейронами. Но нейроны, строго говоря, не действуют как проводники. Они действуют как генераторы — в том смысле, что каждый создает собственный электрический импульс. 
— Досюда я понял. 
Лицо Дреннана говорило „вряд ли”, но он придержал язык. 
— Нейрон обладает древовидными отростками — дендритами, которые почти связывают его с другими нервными клетками — я сейчас перейду к этому. Каждый нейрон также имеет длинный отросток, называемый аксон. Когда нейрон генерирует электрический импульс, тот перетекает по аксону, пока не дойдет до следующего нейрона — или, скорее, до промежутка, отделяющего его от следующего нейрона — синапса. 
— И импульс перепрыгивает промежуток или нет, правильно? 
— Не совсем. Сам по себе импульс не преодолевает пространство. Когда нервный импульс достигает конца аксона, то из нервных окончаний секретируется комбинация медиаторов или нейрогормонов. Это сложные химические соединения, которые заполняют разделяющее пространство и сообщают соседнему нейрону, генерировать ли ему собственный электрический импульс или нет. У большинства людей существует более пятидесяти видов медиаторов. Они создаются разными импульсами и, в свою очередь, побуждают различным образом реагировать соседние нейроны. Когда эти медиаторы начинают действовать некорректно, а особенно, когда их выделяется недостаточно, возникают неврологические проблемы. К примеру, болезнь Альцгеймера вызывается, кроме всего прочего, недостатком нейрогормонов. 
Определенные виды сигналов не могут быть переданы от одного нейрона к другому из–за отсутствия курьеров, которые бы это сделали. Многие психотропные наркотики тем или иным образом имитируют медиаторы, побуждая нейроны реагировать на стимулы, отсутствующие в реальности. 
— Они–то и есть запрещенные нейрогормоны? 
— Имеется длинный список таковых, но я догадываюсь, что вас интересует именно этот. Это редкое сочетание, включающее в себя вирусоподобный организм, имитирующий глиальные клетки, или глиоциты — клетки, обеспечивающие биохимические функции мозга. Вообразите их как уплотненные шарики, подпирающие волокнистые слабые нейроны. Впоследствии эти мутировавшие клетки могут разрушить и заместить все естественные глиоциты мозга. Что интересно, в большинстве случаев этот процесс безвреден, так как клетки–захватчики замечательно воспроизводят функции тех, которые замещают. У них есть скрытый генетический механизм, который заставляет их отличаться от оригинальных клеток, но он так и не ативируется. Однако изредка они стимулируют выделение определенных медиаторов, которые в естественных условиях не встречаются в человеческом организме. Этот сценарий касается лишь телепатов, и... 
— Постой–ка. Телепатов? 
— Да. 
— Почему? 
— Мы не знаем. Мы все еще не знаем точно, как работает телепатия. У телепатов вообще причудливые глиоциты, и мы никогда до конца не понимали их связей. 
— Ладно. Так это болезнь, верно? Вирус? 
— Не совсем вирус, но и это неплохая аналогия. 
— Природный? 
— Хороший вопрос. На самом деле, мы так не думаем. Клетки–имитаторы слишком, гм, хорошо сделаны, скажем так. 
— Как она протекает, эта болезнь? 
— Сначала никак. Похоже, должны усиливаться телепатические способности — или, более точно, обработка телепатической информации и импульсов. Это ускоряет ее. Но неизбежно начинается сверхвыделение нейрогормонов, и сигнал проходит ниже порога потенциала действия... 
— Как при коротком замыкании? 
— Грубо говоря, да. 
— И это происходит только с телепатами. Спорю, это все телепаты из Корпуса, не так ли? 
— Я могу проверить. 
— Ага. Корпус проводил массу закрытых экспериментов, чтобы сделать телепатов сильнее или превратить их в телекинетиков. Пять к десяти — это результат одного из них. 
— Они экспериментировали на себе? 
— Приятель, ты проспал всю свою жизнь? Эти ребята в Пси–Корпусе ставили на людях опыты, от которых стошнило бы Йозефа Менгеле из Аушвица. Из–за чего, ты думаешь, все их разборки последних лет? 
— Я не уделяю большого внимания новостям. 
„Ага, голову дам на отсечение — это так,” — подумал Гарибальди. Неважно. 
— Все же я не могу представить этого парня добровольной морской свинкой, — он поскреб подбородок. — Конечно, у него были враги в Корпусе, или (если заражение осуществляется, как ты сказал, в виде вируса) он мог подхватить заразу случайно. — Он вдруг усмехнулся, хлопнул Дреннана по спине и перерисовал схему рибосиласа холина в блокнот. — Неважно. Что произойдет, если он не примет этого? 
— О, сперва эйфория, обостренная чувствительность, ясность мышления. Как под воздействием стимулятора. За этим следуют галлюцинации и припадки, а в финале — коллапс нервной системы. 
— Иное лечение? 
— Я о таком не знаю. Клетки–мутанты устойчивы к генетическому вмешательству. Можно попытаться вмешаться в ход замещения и нормализовать их, но спустя недели они вернутся в первоначальное состояние. Мы думаем, они как–то кодируют свою генетическую информацию в иной форме, нежели ДНК, непосредственно в нейронной сети — еще одно верное свидетельство искусственного происхождения телепатии. В некотором смысле они напоминают вирус дракхов. Их также нельзя убить все и заменить нормальными клетками, потому что в мгновение ока погибнут нейроны, которые живут, функционируют и поддерживаются ими. Кроме того, людей с этим недугом слишком мало, чтобы провести настоящее исследование, и это не считается заразным. 
— Но если человек пользуется этим препаратом, он должен принимать его... как часто? 
— Раз в месяц. 
— Раз в месяц, и он будет в порядке? 
— Да. Зелье на сто процентов эффективно, когда его принимают по графику. 
— Да! — сказал Гарибальди. — Это отлично. Спасибо, Дреннан. 
Парень кивнул, но уже думал о другом. По–видимому, вся беседа была им уже забыта ради чего–то, над чем он работал. 
Гарибальди покинул лабораторию насвистывая. 
„Один из твоих собственных проклятых клещей укусил тебя, Бестер. Берегись. А теперь я должен найти твою дорожку из хлебных крошек. Когда я найду тебя, ты таки будешь хотеть, чтобы злой колдун просто проглотил тебя.” 
Но тут ему подпортила настроение мысль (разве что самую малость): Бестер был болен. Что если он не смог получать лечение? Что если он умер? 
Нет. Ничто не собьет его — ничто. Гарибальди успокаивало то, что он знает хоть что–то о своем противнике, и это „что–то” включало в себя один чрезвычайно важный факт: Бестер хотел жить. А никто и ничто не могло встать между Бестером и тем, чего тот хотел. 
В этом они с Бестером были похожи. 
Появилось нечто, что он мог проследить, нечто нужное Бестеру. Наконец–то у него есть настоящий след. 

Последнее обновление: 15 октября 2001 года © 1999 Ballantine Books
Перевод © 2000–2001 Елена Трефилова.
Оформление © 2001 Beyond Babylon 5,
публикуется с разрешения переводчика.

Предыдущая главаСледующая глава