— Объясните, почему я должен поручить это вам, м–р Бестер, — мягко сказал начальник отделения Найлс Раманаша. 

Бестер чуть–чуть поднял подбородок. 

— Сэр. Потому что я единственный, кто напал на след, сэр. 

— Мы все в Корпусе единственные, м–р Бестер. Вы этого не знали? Если это повод для гордости — если вы просто хотите доказать, что можете поймать этого парня, то этой причины недостаточно. 

— Нет, сэр, дело не в этом. Я — единственный, кто напал на след, поэтому я единственный, кто его чует. Это не просто какой–то Беглец — это Стивен Уолтерс, и я думаю, нам понадобится любое преимущество, которое мы сможем получить. Если вы проверите мое досье... 

— О, я проверял ваше досье, м–р Бестер, незачем беспокоиться на сей счет. И, конечно, ваша репутация вас обгоняет. При вашей молодости вы уже создали себе имя. Вам сколько? Тридцать? 

— Тридцать три, сэр. 

Раманаша взглянул на дисплей у себя на столе. 

— Интернатура Оливии Вонг, где вы показали выдающуюся храбрость под огнем. Первая командировка в санкт–петербургское отделение — вы стали лейтенантом меньше четырех лет назад. Я даже не стану тратить время на список произведенных вами арестов, — он помедлил. — Есть кое–какие замечания. Несколько инцидентов в отношении гражданских. 

— Всего две официальных жалобы, и в обоих случаях люди были, в конце концов, признаны виновными в пособничестве и подстрекательстве, так что, конечно, они дрались и кричали. 

— Понимаю, м–р Бестер. Большая часть тревожных комментариев — от ваших начальников, в частности Жоффрея де Ври, который вывел вас из своего подчинения. Похоже, вы его нервировали. 

— Командир де Ври хороший человек, сэр. 

— Разумеется. Но, возможно, немного робок? 

— Я бы не сказал. 

— Уф. М–р Бестер, если я пошлю вас на Марс, то именно я получу нагоняй за любой инцидент там. Я не робок, и, чтобы быть совсем искренним, я мало симпатизирую простецам, препятствующим расследованиям Пси–Корпуса. С другой стороны, Корпус сам по себе получил кое–какие политические нагоняи за последние годы, так что ради нашего общего блага, необходим определенный... декор. Следите за мыслью? 

— Да, сэр. Значит ли это... 

— Святая матерь Божья, — выдавил Эрик Андерсен, закрывая глаза. Корпус шаттла начал гудеть каким–то недобрым тоном, а далекий ржавый контур планеты выравнивался с неприятной быстротой. 

— Тебя это совершенно не беспокоит, Эл? 

— Не само падение тревожит меня, — ответил Эл, — но то, что оно очень быстро закончится. 

Но Эл должен был признать, что на самом деле не совсем спокоен. Он никогда не боялся полетов, но тогда его ни разу не бросали как камень через сотни миль. За последние несколько дней он наблюдал, как Марс превращается из мраморного шарика в бейсбольный, потом в баскетбольный мяч, но он все время был снаружи. 

Теперь же он был внизу, в полном смысле слова. Он вспомнил давний урок учителя Робертса о животном происхождении человеческих чувств. Он как раз сейчас мог оценить этого предка–древолаза в себе — это было плохо, плохо, плохо находиться на такой высоте без единой ветки, чтобы ухватиться. 

Нет, это был не полет, это было падение. 

Стало еще хуже, конечно, когда они ударились о непредсказуемый нижний слой атмосферы, густой, влажный и — казалось — разозленный преобразованием климата. Как раз когда вы твердили себе, что вы в безопасности в чреве превосходной технологии — что такие приземления обыкновенны — ваши внутренности падают, инерция дергает вас в каком–то противоестественном направлении, и даже самый призрачный шанс на спасение кажется совершенно невозможным. 

Он дышал равномерно и позволил Эрику стенать за них обоих. Быть испуганным иногда полезно, иногда нет. Он в чьих–то руках и либо уцелеет, либо нет. Никакие вопли его подсознания этого не изменят. 

Все же, когда корабль, в конце концов, замер, его тело было как мокрое полотенце, которое какой–нибудь ребенок бросил в раздевалке. Он покинул борт на дрожащих ногах и встал в очередь на таможню. 

Впереди него стояла женщина с маленьким мальчиком (на буксире). Мальчик, непоседливый — и, по–видимому, легко перенесший посадку — без конца оглядывался вокруг, пока не заметил позади себя Эла и Эрика. Тут он принялся тянуть женщину за рукав. „Мамуля, — сказал он, — тут за нами один из этих мозголомов”. 

Женщина повернулась, ее лицо потемнело с бронзового до темно–коричневого. 

— Джереми! — одернула она. — Чтобы я больше никогда слышала от тебя таких слов! 

Она сконфуженно посмотрела на Эла: 

— Не знаю, где дети набираются такого, правда, не знаю. Я очень сожалею. 

Она лгала, и Эл знал это. Он улыбнулся. 

— Что ж, за ними можно уследить только дома, — ответил он. 

— Я пытаюсь учить его правильно, — сказала женщина несколько оправдывающимся голосом. Она присела перед сыном. — Послушай, Джереми, я хочу, чтобы ты извинился перед этим милым человеком. Он пси–коп — один из хороших телепатов. Он помогает защищать нас от плохих. 

Мальчик елозил по полу ногой. 

— Привет, Джереми, — сказал Эл. — Меня зовут м–р Бестер. Как сказала твоя мама, я хороший телепат. 

— Ой, — мальчик невольно потянулся к его руке. — Зачем ты носишь перчатки? 

— Потому что, если я не стану, то могу случайно выжечь тебе весь мозг, — сказал Эл, все еще улыбаясь. — Мы не хотим, чтобы это случилось с таким милым маленьким мальчиком. 

Он снова взглянул на мать, чье лицо претерпело резкое изменение, и было теперь скорее бледным. 

— Я думаю, — сказал он, указывая ей за спину, — что таможенник вас уже вызывает. 

Он бросил якобы понимающий взгляд на ее чемодан. 

— Помочь вам с багажом? 

Он не сканировал ее, так что яркая вспышка паники была тем более удивительна. Каждому есть что скрывать, какое–то грязное, маленькое исключение, на которое, как они воображают, у них есть право. 

— Нет, благодарю вас, — быстро сказала она. 

Эл пожал плечами. Но, когда она отошла, он шепнул легкий подсознательный совет таможеннику обыскать ее чемоданы более тщательно, чем обычно. 

— Вы привыкли к этой чепухе? — спросил Эрик. 

— Какой чепухе? 

— К фанатизму. К ненависти. 

Эл пожал плечами. 

— Когда–то и динозавры жили, — заметил он. 

— В каком смысле? 

— Ничего, Эрик, ничего. Гляди, наша очередь. 

Мужчина и женщина в форме Метапол приветствовали их по выходе с терминала. Он — высокий блондин с ранними залысинами — вышел вперед. 

— Добро пожаловать на Марс. Я Фарен Макклеод, а это мой ассистент Роксанна Даст, — он указал на широкую в кости молодую женщину с симпатичными скулами и зелеными глазами. 

— Приятно познакомиться с вами обоими. Я Альфред Бестер, а это Эрик Андерсен. 

Последовали любезные кивки. 

— Что ж, как только мы получим ваш багаж, мы можем отправиться на совещание, если вы оба готовы к этому. 

— Абсолютно, — сказал Эл. — Я жажду приступить. 

Джудит Уль села в свое кресло с выражением презрительного развлечения, игравшим на ее каком–то кошачьем лице. 

— Так вы знаете, что сам Стивен Уолтерс на Марсе, а, м–р Бестер? На Марсе. Где–то на планете. И это степень вашей осведомленности? 

— Почти. Я узнаю мою добычу, конечно, по его сигнатуре. Но я изучал Уолтерса. Если он здесь, он не один. Фактически, можно поспорить, что где–то тут на планете есть обширная, высокоорганизованная ячейка сопротивления. Это, должно быть, трудно скрыть, но теперь мы знаем, это здесь есть. Я ошибаюсь? 

Уль улыбнулась с явно фальшивой искренностью. 

— Да, вы правы, м–р Бестер. И в Женеве предвидели это, когда посылали вас. 

— Уверен, они не знали, или они не направили бы меня. 

— Позвольте мне кое–что объяснить вам, м–р Бестер, — сказала Уль, делая движение к окну. Она покинула свое место, будто подброшенная пружиной, и постучала по обзорному окну в фиоритуре стаккато. Эл встал и присоединился к ней, обозревая пейзаж. 

То, что выглядело как битый кирпич, простиралось до низких гор на горизонте. Они смотрели на восток, и маленькое, как будто больное солнце только начинало вползать в долгий марсианский день. Небо было темно–оранжевым — не очень отличавшимся от земли — ограниченное с северной стороны горизонта грязновато–красными и черными овалами — как предположил Эл, облаками. 

— Выглядит отталкивающе, не так ли? Так и есть, но людей нелегко оттолкнуть, м–р Бестер. Что у нас есть, так это планета с большей площадью суши, чем Земля. Чтобы ее стеречь, мы имеем сорок подготовленных пси–копов. Сорок. 

— Так мало? — сказал Эл. — Все же, неважно, сколько тут суши, ситуацию трудно уподобить земной. Кроме всего, здесь даже воздух небесплатный. Ваше население более сконцентрировано, по необходимости. Они могут прибывать и отбывать по считанным маршрутам — через космопорты, городские воздушные шлюзы... 

Она перебила его усмешкой. 

— Ах, м–р Бестер, до чего же восхитительно было бы жить в таком воображаемом мире. Корабли садятся на Марсе каждый день, повсюду, незамеченные и неконтролируемые. У нас три больших города, двести тридцать исследовательских станций и шахтерских поселений — большинство частные — и около трех тысяч зарегистрированных колонистов в отдаленных районах. Добавьте сюда по крайней мере столько же незарегистрированных скваттеров [Лица, незаконно захватывающие жилье или землю — Прим. ред.] — религиозных экстремистов, утопистов, преступников, отъявленных индивидуалистов, строящих из себя героев вестернов. Ну да, Космофлот останавливает транспорты и шахтерские грузовики, которые пытаются ввезти и вывезти с планеты что–либо без уплаты налогов и сборов — но не воображайте, что у нас есть такая же спутниковая сеть, как на Земле, или столько же кораблей. От силы десятая часть этой нелегальной деятельности раскрывается. 

Другими словами, м–р Бестер, планетарная безопасность протухла, и никому реально до этого нет дела. Марсианам уж точно. Марсианам нравится свобода. Им нравятся всякие поганцы, даже скваттеры. Люди покидают города и присоединяются к ним все время, некоторые с разрешения, некоторые без. Суть в том, что разрешения на поселение так дешевы, что правительство по большей части даже не посмотрит, есть ли оно у вас или нет. Марс пытается привлечь поселенцев, а не отпугнуть их. 

— Так что ваши мятежники могут быть здесь где угодно. Где угодно. Если только у вас нет какой–то конкретной идеи, где вы хотите начать поиски, вы зря потратите свое время и деньги Корпуса, — она сделала завершающий жест в сторону пейзажа и вернулась в свое кресло. 

— Ну–с. Я полагаю, что у вас есть, по крайней мере, перечень того, с чего я могу начать, и транспорт. 

Она кивнула, ухмыльнулась и толкнула к нему через стол электронный блокнот. 

Глаза Эрика расширились, когда он взглянул на список. 

— Тут сто пятьдесят мест перечислено. Разбросаны по всему Марсу. На это уйдет вечность. 

— Да, — сказал Эл, просматривая другую базу данных. 

— Наверно, мы можем это как–то сузить. Я имею в виду, Беглецы, вероятно, замаскированы под группу, которую мы вообразим в последнюю очередь, верно? Может, адамиты или какая–нибудь еще „пуристская организация”. 

— Возможно. Но их тоже слишком много, а местное отделение не даст нам больше двух–трех человек за раз. Предположим, мы наткнемся на них, что тогда? Мы исчезнем в марсианской пустыне, ты да я. А когда мы начнем поиски, слово будет произнесено, так что они будут готовы. Нет, мы должны попасть в цель с первого раза, либо оказаться там чертовски быстро. 

— И как мы это сделаем? 

Эл откинулся на спинку стула, оглядывая их тесное обиталище. 

— Уль говорит так, будто тут сотни тысяч независимых поселений. Но этого быть не может. 

— Что ты имеешь в виду? Они есть, — он махнул на блокнот. 

— Они не независимы. Они не могут производить все, в чем нуждаются, и они определенно не могут производить все, что им хочется. Ты когда–нибудь изучал теорию централизма? 

— Не то чтобы... 

— Человеческие существа не селятся, как попало. Теория централизма — один из способов смоделировать человеческое расселение. Вот, давай я покажу тебе кое–что, — он очистил стол и взял ручку. Эрик нагнулся посмотреть, как Эл нарисовал большую точку и заштриховал ее. 

— Это город — назовем его Метро, — он надписал. — Города производят готовую продукцию. Компьютеры. Телефоны. Модную одежду. Предметы искусства. Готовую пищу. Развлечения. Все, что тебе нужно или хочется, ты, вероятно, найдешь в городе. 

— Допустим. Но все сырье для этого должно поступать откуда–то еще, верно? 

— Да, но оставим это в стороне на минуту. Просто думай, как потребитель. Во вселенной вещей, которые тебе могут быть желанны или нужны, город является центром. 

— Ясно. 

— Теперь, — он нарисовал четыре меньшие точки вокруг Метро, и надписал их по часовой стрелке — 1, 2, 3, 4. Все были в двух дюймах от Метро и примерно в двух дюймах друг от друга. — Эти мы назовем городками. Они все примерно одинакового размера. Представим, что каждый производит что–то свое — этот железную руду, этот зерно, этот хлопчатобумажные ткани. Ты живешь в городке 1, где выращивают пшеницу. Так что если ты хочешь хлеба, ты просто сидишь дома. Что, если тебе понадобились железные инструменты, производимые в городке 2, или ткани, производимые в городке 4? 

Эрик рассмотрел диаграмму. 

— Метро, — сказал он. 

— Почему? 

— Городки 2 и 4 не дальше, чем Метро, но в противоположных направлениях. Другие городки еще дальше. Я могу один раз съездить в большой город и достать все, плюс посмотреть шоу и отлично поесть. 

— Верно. Ну, на самом деле, ты все же можешь получить некоторые блага и обслуживание в родном городке — он мал, но в нем все–таки есть бакалейная лавка, торговые центры, и так далее. Теперь добавим еще меньшие пункты, — он быстро нарисовал группы еще меньших точек вокруг „городков” — по четыре вокруг каждого. — Это селения. В них меньше благ и сервиса, чем в городках, потому что они меньше. 

— Понял. Я время от времени езжу в городок за вещами, которых не могу достать в моем собственном селении, и я еду в Метро за вещами, которых не достать в городке. 

— Да. И если мы добавим еще меньшие точки — назовем их деревнями — и еще меньшие — фермы — ты получаешь картину. Но каждый связан через иерархию все больших и больших пунктов с Метро — или Марсианским куполом 1. А Марсианский Купол 1, в свою очередь, связан с еще большим космополисом, Землей. 

— Фактически, на Марсе эта модель работает даже лучше. 

— Учти вещи, которые каждая из этих деревень непременно должна иметь: оборудование для производства и поддержания годной для дыхания атмосферы и питьевой воды, и детали и инструменты для обслуживания оборудования, и это для начала. В конечном итоге все это должно поступать из Марсианского Купола 1 или с Земли. Тяжелых металлов здесь легко не добудешь. Пищу производить в больших количествах трудно. Может быть, что–то из этого поступает прямо с Земли на кораблях контрабандистов, но цена должна быть непомерной, да еще завышена нелегальностью. Нет, тут должна быть плотная торговая сеть, и все это ведет обратно сюда, в Метро, в центральный пункт. 

— Я понял. Путь куда бы то ни было, где прячется подполье... 

— Начинается прямо здесь. Мы не станем начинать с этого списка поселений. Мы начнем с Сирийского Плато и пойдем оттуда. 

— Подожди–ка. Как насчет Олимпус Монс и Солнечного Плато? Не может ли одно из них быть „Метро”? 

— Разумеется. Три центра на Марсе, которые все–таки замечательно упрощают дело. Думаю, мы могли бы добавить туда же Землю Ксантье, хотя он слишком мал и молод, чтобы реально конкурировать с большой тройкой. Но мы начнем здесь, поскольку здесь находимся. 

— Так, как мы выйдем на след? 

— Подумай вот о чем. Эти люди в глубинке — чем они торгуют в обмен на детали машин, на пищу, на новые молекулярные фильтры, на энергетические элементы? У них там мало что есть, не так ли? Я проверял; большинство работают где–нибудь в шахтах или на местном производстве — железо, алюминий, разные редкие ископаемые. Другие производят диковинки — меннониты, например, делают сосуды из полированного гематита, которые отсылаются на Землю богачам. Но это сбывается трудно, очень трудно. Всякий полезный товар, которым ты располагаешь, должно использовать, просто чтобы выжить. Теперь думай. Какой товар есть у подполья для сбыта, какого больше нет ни у кого? 

Эрик догадался. Его глаза засветились пониманием и восхищением. 

— Нелегальные сканирования. 

— Конечно. Так что нам вовсе не нужен список этих деревень. Что нам нужно — это список лиц на Сирийском Плато, кому нужны пси–услуги, которые членам Корпуса запрещено оказывать, — он зло усмехнулся. — Каковой, могу добавить, я почти закончил. 

— Я поражен, м–р Бестер. 

— Я ценю комплимент, но это лишь здравый смысл. И, Эрик? 

— Да? 

— Мы не станем упоминать об этом в местном отделении прямо сейчас? 

— Уверен, вы не думаете... 

— Я бы не оставлял ничего на волю случая, — сказал Эл сухо. — Всякому, кто теперь живет на Марсе, следует знать, что мы лишь дискутируем, совсем не обдумывая это. Уль даже не побеспокоилась указать мне на это. По каким бы то ни было причинам, она хочет, чтобы мы потерпели неудачу — или, по меньшей мере, у нее трудное время. 

— Хорошо, с чего мы начнем? 

— Сперва слабое звено. Есть некто, кому, кажется, поразительно везет в покере. 

— Гляньте–ка, — хмыкнул Эрик, указывая на переполненное казино, — это Макклеод и Даст. 

— Да, — согласился Эл, узнав двух местных пси–копов. — И они расспрашивают как раз нашего Чео. Очень интересно. Они на шаг впереди нас. 

— Но они не в курсе. Хотите, я подслушаю? 

— Я сам. Прикрой нас. 

— Есть. 

Эл сфокусировал зрение на Чео, грузном парне с трудом поддающейся описанию внешностью и волосами, украшенными замысловато переплетенными шнурками. Тот сидел за карточным столом, его партнеры, кажется, проиграли — так или иначе, тут еще было трое спасовавших. Сотня или около того сознаний в казино создавали ощутимую завесу, но, сузив свое внимание, Эл начал чувствовать модуляцию речи мужчины. Когда нормалы говорят вслух, их поверхностные мысли — то есть то, что они говорят — достаточно сильны, чтобы засечь их на прямой видимости без сканирования. 

...ничо не знаю, — говорил Чео. С упрямым выражением, он теперь слушал ответ. Похоже, беседу ведет Даст; он мог различить ее решительные до свирепости черты. Однако ее Эл не мог подслушать. Она бы почти наверняка заметила, сделай он это. А на этом расстоянии, без прямого сканирования, он не мог уловить „отражения” ее слов в сознании Чео, лишь что–то вроде впечатления. Это было, как слышать только половину телефонного разговора. 

Просто я ловкий сукин сын, вот, — сказал Чео. — Мне не нужен легаш, чтобы выиграть, так что я его при себе не держу. Кстати, вам–то чего, ребята? Раньше вам на легашей плевать было... 

Эл вдруг почувствовал, как будто ему в голову вонзились гвозди, много гвоздей. Он задохнулся и схватился за виски, закрыв глаза. 

Это не должно было помочь, но помогло. Немедленно боль потускнела, что, через мгновение понял он, означало, что жестокому сканированию подвергнут не он, а Чео, и это боль Чео просто передалась ему. Он решительно заставил себя открыть глаза, возобновляя контакт. Чео трясся на стуле, словно его било током, и завсегдатаи казино, уже державшиеся на почтительном расстоянии, быстро удалились еще дальше. 

Эл получил это одновременно с ними. Имя, адрес, карикатурный образ внешности. 

— Эрик. Идем. Сейчас же! 

— Вы в порядке? 

— Да. Давай, пока они нас не заметили. 

— Так мы собираемся в один из „городков”? 

Эл поморщился, держась за лоб. Он чувствовал себя как с чудовищного похмелья. Движение поезда почти не ощущалось, не считая разгонов, но когда он открывал глаза, перед ними был шершавый красный пейзаж, пролетающий с тошнотворной скоростью. 

— Да. Второразрядное поселение. Следующая остановка поезда. 

— Что если Даст и Макклеод нас обойдут? 

Эл пожал плечами. 

— Не знаю, как могли бы они добраться туда скорее, чем на поезде. Флаером, может быть, но тут их немного. Вертолеты здесь, конечно, не работают. Вездеходы были бы слишком медленны. По–моему, они либо в этом поезде, либо будут в следующем. 

— Это безумие, работать против других копов. 

— Согласен. Но мы не знаем, что происходит. Они проделали нелегальное сканирование Чео — жесткое, глубокое, явное — при всем честном народе. Сделай что–то подобное на Земле — где угодно — и будешь отстранен как минимум. Похоже, что у Пси–Корпуса здесь какой–то иной статус. Чео еще намекнул, что копам обычно наплевать на Беглецов. 

— Вы думаете, они заодно с ними? Что здешние копы предатели, помогающие подполью? 

Эл развел руками: 

— Что–то происходит. Может, они хотят только оттеснить нас в сторону, чтобы заграбастать награду за облаву. 

— Даст и Макклеод, вы имеете в виду. 

— Или местное отделение. Если они получат награду за успешную охоту без помощи посторонних шишек, то смогут в будущем препятствовать присылке сюда дознавателей. 

— Но даже это говорит о том, что им есть что скрывать. 

— Вы быстро схватываете, м–р Андерсен. 

Они сошли в Новой Хараппе, поселении человек на шестьсот. Примерно миллиард лет назад, когда Марс был юн и влажен, текущая вода вырыла каньон почти в четверть мили глубиной. Когда вода улетучилась ионами в космос или скрылась под планетарной корой, след от того потока остался. Его узкие, почти отвесные стены служили напоминанием о том, как активна была планета когда–то, и как молчалива и неподвижна она была с тех пор. 

До сего дня, конечно. Ныне ледяные полярные шапки были растоплены, и тщательно выведенные микроорганизмы размножались и жили на почвах, по сравнению с которыми антарктическая мерзлота казалась плодородной. Каньон был накрыт тем же макромолекулярным стеклом, из которого делались купола. Почва в нем была пережевана машинами, сдобрена органическими компонентами, засеяна бактериями, засажена арахисом, картофелем и викой. Бурились скважины в поисках остатков прежнего водяного изобилия, сохранившихся в кристаллической форме. Тогда поселение превратит их в жидкость, пар и сопутствующие газы. 

Городок возвышался над ними по вертикали, выдолбленный в красных скалах, построенный на уступах. Экзотический и поразительный, он чем–то напоминал Средний Запад, или был похож на древние пуэбло в Северной Америке, какие Эл видел только на фотографиях. 

Так или иначе, у него не было времени глазеть по сторонам. 

— Мы хотим попасть туда, — сказал он, указывая на точку на половине высоты справа. — Тут по пути должен быть лифт. 

На первый взгляд, планировкой Новая Хараппа напоминала термитник, хаос туннелей, но на самом деле в нем было не так трудно ориентироваться. Лифты и круто изгибающиеся лестницы именовались стритами, вдоль плоскости скалы шли авеню. [Намек на планировку американских городов, где улицы, идущие с севера на юг, называют avenue, а с запада на восток — street — Прим. ред.] Все были застеклены — марсиане испытывали исторически весьма обоснованное недоверие к крышам каньонов и куполам. 

Эл и Эрик поднялись на лифте Изи–стрит до Лоуэлл–авеню и быстро дошли оттуда до номера 12, адреса, вырванного Даст и Макклеодом из сознания Чео. 

Эл руководил Эриком, шедшим следом в нескольких шагах. Он замедлил ход, увидев номер 11, и как раз повернулся дать Эрику заключительные инструкции, когда заряд раскаленного гелия пронесся у него над ухом.