Эл одернул униформу и попытался придать себе уверенный вид. Он посмотрел на тяжелую дверь, выровнял дыхание, заставил сердце сменить ритм с джазовой импровизации на бравурный марш. Он толкнул дверь и вошел в комнату, которую до сих пор не имел несчастья видеть. 

Большинство классов и спален были просторны, белы, чисты, обустроены так, чтобы не отвлекать сознание. Эта комната была так же скромна — более чем — но тяжела и мрачна, будто высечена в базальтовой пещере и отполирована. Единственный столб света поджидал его, а за ним — возвышающихся за длинным судейским столом — он мог разглядеть пятерых членов следственной комиссии, призрачные лица в тусклом янтарном свете низких ламп. 

— Альфред Бестер, подойдите. 

Он вышел на свет, стараясь не щуриться. Из смотревших на него он узнал только двоих. Один был д–р Хататли, ректор Начальной Академии; другая — Ребекка Ченс, пси–коп высокого ранга в Тэптауне. Сидевший в центре был третьим, казавшимся знакомым, но Эл не мог опознать его. Кто–то важный, может, из директорского офиса. Может, даже один из заместителей директора. 

— М–р Бестер, — начал д–р Хататли, — обвиняется в незарегистрированном и несанкционированном выезде. Он испросил и получил разрешение на двухдневную отлучку в Альпы. На исходе этих двух дней, вместо того, чтобы возвратиться вовремя, он приобрел билет в один конец до Парижа. 

М–с Ченс кашлянула. 

— Этот факт зарегистрировала наша система наблюдения, но, как образцовому кадету, мы дали м–ру Бестеру возможность одуматься. Когда — через несколько часов — он не вышел с нами на связь, мы отправили специальный наряд для расследования. Офицер из парижского отделения прибыл на вокзал встретить м–ра Бестера. Днем позже он был найден убитым. Мы подозреваем, что это дело рук телепатов–нелегалов или их пособников. 

Д–р Хататли доложил все это, поглядывая на дисплей перед собой. Теперь он повернул свое утесоподобное, квадратное лицо к Элу. В тусклом свете он напомнил Элу виденные в кино статуи острова Пасхи, его глаза были невидимы в затемненных впадинах глазниц. 

— М–р Бестер? 

— Да, сэр. Я просил двухдневного увольнения для прогулки в горы с моим прежним звеном. Когда мы были на пути домой, я опознал Лару Бразг. 

— А почему вы об этом не доложили немедленно? — спросил Хататли. 

Эл открыл было рот, но человек в центре прервал его, подняв палец. 

— У меня есть вопрос получше. М–р Бестер, как вам удалось так легко опознать эту телепатку–отступницу? 

Эл вдруг вспомнил себя, много лет назад, когда он и Первое Звено играли в ту судьбоносную игру в ловцов и Беглецов. Нормал в военной форме, возле статуи Уильяма Каргса. Эл вспомнил, как разговаривал с ним. Он вспомнил вспышку ненависти... 

Это был тот самый мужчина. Эл глубоко вздохнул. 

— Сэр, я надеюсь однажды стать пси–копом. Я люблю ходить в отделение Вест Энд и просматривать списки разыскиваемых. 

М–с Ченс кивнула. 

— Это подтвердил тамошний офицер. 

Нормал к ней и не повернулся. Его голос, тем не менее, стал ледяным. 

— Когда мне потребуется информация, я спрошу. 

— Да, директор. 

Эл почувствовал, что его лицо дрогнуло, и чертыхнулся про себя. Сам директор. И не тот, которого я знаю. Он помнил свою беседу с директором Васитом лишь смутно, но она, кажется, содержала некое предупреждение относительно грядущих событий. Относительно этого человека? 

— М–р Бестер. Позвольте нам обойтись без увязания в деталях. Вы ушли САМОВОЛЬНО. Вы сделали это явно в компании телепатки–отступницы. Офицер безопасности в поезде был найден связанным и с кляпом, а пси–коп, собиравшийся арестовать вас на Лионском вокзале, — убитым. Вы на несколько часов исчезли в Париже и были найдены, раненым, в обществе не одного, но двух телепатов–отступников. Сканирование, проделанное, пока вы были без сознания, выявило, что вам известно местонахождение подпольного убежища, — он сделал паузу, глядя на Эла. 

— Ну? — после паузы сказал директор. 

— Простите, сэр, — ответил Эл, — я не понял, что мне позволено говорить. 

— Говорите! — всплеснув руками, раздраженно бросил директор. 

— Сэр, если я был просканирован, и информация достигла вас, то вам также должно быть известно, что я никогда не имел — даже не мог иметь — намерения стать Беглецом. Моя преданность принадлежит Корпусу и только Корпусу. Корпус — мать, Корпус — отец. 

Произнеся это, он услышал, как Ченс и Хататли пробормотали то же вслед за ним. Он вдруг ощутил большую уверенность. 

— Вы должны знать, сэр, что я намеревался самостоятельно задержать Бразг. Теперь я вижу, что это было глупо, но, со всем уважением, сэр, это не был акт измены, как вы, кажется, намекаете. 

— Не говорите мне, на что я намекаю, м–р Бестер. 

— Да, сэр. Могу я продолжать, сэр? 

— Пожалуйста. Я жажду услышать, что еще вы имеете сказать. 

— Я преследовал Бразг в поезде. Тот полицейский был ее сообщником. Будучи уже в поезде, я подумал, что должен обратиться за помощью. Когда я сообщил полицейскому о присутствии Бразг, он попытался ударить меня своим шокером. Сканирование покажет это. 

— Мы не можем сканировать его без его разрешения. И он его не даст. 

Но меня ты можешь сканировать в любой момент, когда захочешь, несмотря на закон, — подумал Эл. И ясно было, что директор намеренно подчеркнул этот пункт, особо указав, что Эл обладает только теми правами, которыми директор позволит ему обладать. 

Эл решил, что ему ничего не остается, кроме как продолжать. 

— Я никогда не видел парижского офицера и не имею понятия, кто его убил, хотя это мог быть Нильссон. Я ничего не знал о Нильссоне... 

— Кроме его имени, похоже. 

— Да, сэр. Точно так же, как я знал имя Бразг. 

Пока он заканчивал рассказ, директор хранил каменное молчание. 

— Как я говорил, сэр, — сказал Эл в заключение, — если я был просканирован, вы узнаете, что я говорил правду. Если сканирование было неполным, я, конечно, добровольно подвергнусь ему снова, настолько глубоко, насколько это будет необходимо. 

— Я не знаю, что вы говорите правду. Я не телепат. Я могу судить только по фактам, имеющимся в наличии, и показаниям. 

Эл почувствовал волну шока от оскорбления, исходящую от других участников разбирательства, и внезапно он понял. 

Директор ненавидел телепатов. Он не доверял им. И возможно — по некоей неизвестной причине — он ненавидел Эла Бестера в особенности. Эта мысль была не только его, она витала в комнате, и Эл понял, что кто–то из участников заседания, или же они все, посылали ему сигнал. Мы против него. Ты — наш. Будь осторожен. 

Позади него кто–то откашлялся. 

— Директор, м–р Бестер с риском для здоровья пытался задержать Нильссона и Бразг. То, что он был подстрелен Нильссоном, абсолютно ясно. Мне непонятна уместность такой направленности... — он помедлил и закончил с легким оттенком сарказма, — ...дознания. 

Эл не оборачивался, но он узнал голос и почувствовал себя как тонущий, ощутивший вдруг твердое дно под ногами. Сандовал Бей. 

Директор перевел глаза–льдышки за спину Эла. 

— Вы защищаете его, д–р Бей? 

— Разумеется. Он импульсивен. Ему всего пятнадцать. Ни одно из этих качеств, как я перепроверил, не рассматривается как преступное. Неправомерное, да. Наказуемое, да. Преступное — нет. 

— Неужели? Очень хорошо, д–р Бей. Вы полагаете, он должен быть наказан — накажите его. Я отдаю его в ваше распоряжение и возлагаю на вас ответственность за любые будущие проступки м–ра Бестера. 

— Отлично, директор. 

— Я не нуждаюсь в вашем одобрении, — директор возвел уничтожающий взгляд на Эла. — В будущем, м–р Бестер, настоятельно рекомендую вам помнить ваше место. Вы студент, а не пси–коп. Корпус не может мириться даже с намеком на нелояльность. Я ясно выразился? 

— Совершенно ясно, сэр. 

— Заседание закрыто. 

В холле Эл прикрыл глаза и почувствовал дрожь, хотя и слабую. Он не был уверен, что должен, но расхаживал некоторое время под дверью, пока Бей не вышел и не кивнул ему. 

— Д–р Бей... 

— Идемте со мной, м–р Бестер. 

Они вышли под свет утра. Бей указал на лужайку, и они направились через нее. 

— Я только хотел поблагодарить вас, сэр. 

Голова Бея склонилась в кивке. 

— Не благодарите меня пока, м–р Бестер. Вопреки сказанному мною директору, ваше поведение было непростительным. Ваши необдуманные действия повлекли смерть пси–копа и другого телепата. Мне следовало позволить директору разобраться с вами. 

— Почему вы не сделали этого, сэр? 

— Потому что, м–р Бестер, директор — простец. Потому что у него нет чувства справедливости. Будьте уверены — у меня оно есть.