Cover Легионы огня: армии Света и Тьмы
Оглавление

Глава 17

Сколько бы раз Шеридан ни ступал на Марс, он никогда не переставал ему удивляться. Вот и сейчас, пока он сидел в конференц–зале корпорации „Эдгарс–Гарибальди”, задумчиво постукивая пальцами по столу, ему вдруг подумалось, что не имеет значения, на скольких отдаленных мирах ему довелось побывать. Это ничего не меняло — Марс, по–прежнему, оставался загадкой. Возможно, этому способствовали древние книги, которые превратили Марс в таинственное место, исчерченное странными каналами, где жили многорукие создания, [Например, раса зеленых марсиан из барсумского цикла Эдгара Райса Берроуза. — Прим. ред.] и откуда прилетали всевозможные захватчики, которым больше ничего не было нужно, кроме как захватить беспомощную Землю и выкрасть у землян их женщин. 
— Президент Шеридан, — большой монитор, висевший на стене справа от него, ожил. — Поступило сообщение для вас. 
— Выведите на экран, — ответил он невидимому обладателю голоса. 
Спустя мгновение экран мигнул, и затем на нем появились Деленн с Дэвидом. 
Ну и милашка же его Дэвид. По мнению Шеридана, его сын, несмотря на столь юный возраст, мог хоть кому вскружить голову. Светлые волосы, губы, с легкостью расплывающиеся в улыбке, в глазах отражается быстрый, пытливый ум и, одновременно, плещется холодное веселье — и то, и другое он унаследовал от матери. Джон чувствовал, что Дэвид на самом деле гораздо обаятельнее отца и гораздо умнее матери. Не самая слабая комбинация, скажем прямо. 
Дэвид, однако, уже достиг того возраста, когда начал стыдиться открытого выражения родительской любви к нему. Деленн, обожавшая его — слишком сильно, по мнению Шеридана, которое он, впрочем, держал при себе, — обняла сына, приблизив к экрану. Но Дэвид не стал протестовать вслух. Он знал, что лучше сделать так, как хочет мать, особенно, когда она чем–то сильно обеспокоена. 
— Просто хотела напомнить тебе о том, — сказала Деленн, — что ты обещал вернуться домой к тому времени, когда Дэвид пройдет церемонию поступления в школу. 
Чуть жалобно Дэвид произнес: 
— Я уже пытался ей сказать, что ничего страшного не случится, пап. Но она все равно продолжает настаивать. 
— Ты обещал, что будешь присутствовать на церемонии, и я хочу, чтобы он знал: обещание его отца — не пустой звук. 
— Не волнуйся, — засмеялся Шеридан. — У меня осталась последняя встреча на Марсе, а потом я вернусь домой. 
— Ты встречаешься с Майклом, да? 
— Да. И... — он замолчал. 
Деленн сразу насторожилась. 
— И с кем еще? — потребовала она ответа. 
— Ну... так получилось, что поблизости оказался новый премьер–министр Примы Центавра. Когда он услышал, что я тоже здесь, он попросил о личной встрече. Естественно, я не смог ему отказать. 
— Новый премьер–министр? — она нахмурилась. — Я ничего об этом не слышала. И когда это центавриане успели найти нового премьер–министра? 
— Совсем недавно. Его зовут Дурла. 
— Дурла, — она наморщила носик. — Я знаю его, Джон. Читала о нем. Любому центаврианину трудно доверять, но этот... он опасен. Это Лондо, только лишенный даже капли совести. 
— Учитывая тот факт, что я не знаю, какое количество совести было у Лондо, если вообще было, это весьма пугающая характеристика, — заметил Шеридан. 
Дэвид неловко поерзал перед экраном. 
— Я еще нужен тебе, мамочка? 
— Нет–нет. Ты можешь идти. Скажи папе, что любишь его. 
Дэвид в ответ лишь закатил глаза и быстро исчез с экрана. Деленн невольно сделала шаг к экрану, будто хотела пройти сквозь него и оказаться рядом с Джоном. 
— Деленн, — задумчиво произнес Шеридан, — связь в режиме реального времени между Минбаром и Марсом — довольно сложная штука. К тому же, это дорогое удовольствие. Неужели ты позвонила мне только для того, чтобы напомнить о предстоящей церемонии? 
— Это так глупо, — сказала она, но, судя по тону ее голоса, она вовсе не считала это глупостью, — но в последнее время... мне не по себе, Джон. Странные сны... мне никогда раньше не снились такие. Думаю... что это своего рода предупреждение... будто кто–то хочет мне что–то сказать... 
— Что еще за сны? — спросил Шеридан. Он и не думал пытаться назвать ее тревогу беспочвенной, пусть даже основания для беспокойства казались очень странными. К тому же, минбарцы были очень чувствительны к сигналам подсознания, отсюда все истории с душами и пророчествами, поэтому он не стал игнорировать ее тревогу. 
— Мне постоянно снится... Центавр. И Лондо. И еще я вижу... глаз... 
— Глаз? Какой еще глаз? 
— Он следит за мной. Просто глаз. Больше ничего. И всю ночь мне снится, что он смотрит сквозь меня, будто меня там нет, прямо на Дэвида. Не знаю, что все это значит. 
— Я тоже, но, смею заметить, что ты меня этим чертовски встревожила, — сказал Шеридан. 
— Джон... возвращайся как можно скорее. Я знаю, что президент Межзвездного Альянса весьма занятой человек, но... 
— Я вернусь. Как только освобожусь, обещаю. И, Деленн... 
— Да? 
— Я буду глядеть в оба. 
Она вздохнула, не пытаясь скрыть своего раздражения. 
— Иногда я не знаю, из–за чего волнуюсь, — сказала она, а потом экран вспыхнул, и изображение исчезло. Он неожиданно расстроился, осознав, что забыл сказать, что любит ее. Оставалось лишь надеяться, что она на него не рассердится. 
Проблема заключалась в том, что теперь он больше ни о чем не мог думать, кроме глаза, смотрящего прямо на него. 
— Ну, спасибо тебе, Деленн, — пробормотал он. 

Гарибальди уже появился в комнате для совещаний и разговаривал с Шериданом, когда прибыл премьер–министр Дурла. За ним следовала ослепительно красивая центаврианка, которую Шеридан тотчас узнал. 
— Леди Мэриел, если не ошибаюсь? — спросил Шеридан. — Бывшая жена Лондо, верно? 
— Должен уточнить, — сказал Дурла. — Теперь леди Мэриел — моя супруга. Мы поженились несколько недель назад. 
— Мои поздравления! 
— Благодарю вас, господин президент, — мягко сказала Мэриел. Она выглядела более сдержанной и гораздо меньше кокетничала, чем во время их прошлой встречи. Шеридан лишь подумал, что для недавно вновь вышедшей замуж центаврианки такая манера держаться кажется более подобающей, нежели прежняя. Но он чувствовал, что здесь было что–то еще. В ее поведении просматривалась какая–то смутная меланхолия, будто выйдя замуж, она, скорее, что–то потеряла, нежели приобрела. 
— И, конечно же, я помню мистера Гарибальди, — продолжил Дурла. — Насколько я помню, он приезжал к нам с визитом около года назад. Тогда творился, если так можно выразиться, какой–то бардак, должен с превеликим сожалением признать. Но с тех пор мы навели порядок. 
Дурла уселся напротив Шеридана и Гарибальди. Шеридан заметил, что леди Мэриел осталась стоять, и жестом предложил ей присесть на свободное кресло. Но Мэриел вежливо, но твердо покачала головой. 
— Я предпочитаю постоять, — ответила она. 
— Ладно, — сказал Шеридан, пожав плечами, и переключился на Дурлу. — Итак... господин премьер–министр... чем могу служить? 
Тут он увидел, что Дурла положил на стол какой–то маленький предмет. 
— Можно поинтересоваться, что это? — спросил Шеридан. 
Но, прежде, чем Дурла успел открыть рот, ему ответил Гарибальди. 
— Это записывающее устройство, — сказал он. — Я раздумывал, догадается ли он показать его, или продолжит прятать. 
— Вы знали, что оно у меня есть? — спросил явно удивленный Дурла. 
— Вам бы не удалось войти в штаб–квартиру бывшего начальника службы безопасности без предварительного сканирования в нескольких диапазонах, о котором вы даже не подозревали, — как можно более небрежно произнес Гарибальди. 
— Замечательно. Очень хорошо. Но, как видите, я намерен вести эти переговоры открыто и честно. Вы не против, если я буду вести запись, господин президент? 
— Если только в беседе не будут затрагиваться вопросы, относящиеся к сфере безопасности, — шутливо ответил Шеридан. 
— Вот и хорошо. Если честно, господин президент, у меня есть только один вопрос. А потом я не буду больше отнимать ваше время. 
— Хорошо. И что же это за вопрос? 
Дурла наклонился вперед, и на его лице появилось хищное выражение. 
— Когда вы прекратите нападения на наши колонии? 
Шеридан смущенно моргнул. 
— Простите... что? Нападения? Но я не понимаю, о чем вы говорите... 
— Неужели? — Дурла, напротив, кажется, вовсе не был озадачен. — Тогда я проясню ситуацию для вас. Агенты вашего Межзвездного Альянса тайно нападают на различные центаврианские аванпосты. Вы видите, что мы изо всех сил стремимся заново отстроиться, вернуть былое величие... 
— Пожалуйста, ближе к делу, — резко прервал его Шеридан, моментально вспыхнув. 
Но Дурла продолжал гнуть свое. 
— ...что мы пытаемся вернуть прежнюю славу и величие, подобающее Республике Центавр... и вы наносите точечные удары, стремясь повернуть наши усилия вспять. Шесть месяцев назад были атакованы наши колонии на Морбисе и Нефуе. Но на этом дело не закончилось. С тех пор нападению подверглись и некоторые другие миры. Все эти налеты и акты саботажа явно имеют цель задержать или вовсе свести на нет все наши усилия по восстановлению. 
— Все это ложь, от начала и до конца. 
— А разве я солгу, если скажу, что среди членов Межзвездного Альянса есть те, кто не успокоится до тех пор, пока Прима Центавра не исчезнет с лица галактики? — голос Дурлы зазвенел, и Шеридану показалось, будто он произносит речь прямо из конференц–зала. 
— Несомненно, есть и такие, — ровно ответил Шеридан. 
— И разве я солгу еще раз, если скажу, что ваш Альянс пытается нанести урон безопасности Примы Центавра, внедряя среди нашего народа своих людей, и добиваясь влияния на определенных центавриан, усиливая их склонность к попытке свергнуть существующее правительство? 
— Это же нелепо. Господин премьер–министр, вы попросили меня о встрече, и я согласился. Но я не давал согласия выслушивать абсолютно беспочвенные обвинения в мой адрес. 
— А когда мы согласились на условия мира, господин президент, мы не предполагали, что должны подписать отказ от центаврианской души, — внезапно он резко встал из–за стола. — Полагаю, вы учтете это на будущее, что в отношениях с Примой Центавра... если только мы не решим вести дела с вами таким образом, чтобы вы уяснили, кто такие центавриане, и что они из себя представляют. 
С этими словами он развернулся и направился к дверям. Мэриел ничего не сказала, а едва бросив взгляд в их сторону, молча последовала за Дурлой. 

Секунду Гарибальди с Шериданом молча смотрели друг на друга, а потом Джон произнес: 
— Может быть, ты объяснишь мне, что это за чертовщина? 
— Заметь, он приволок диктофон, — сказал Гарибальди, убедившись, что Дурла уже далеко. 
— Да уж, заметил. Ты думаешь то же самое, что и я, Майкл? 
— Позер. 
Шеридан кивнул. 
— Он пытается выставить себя в лучшем свете на родине. Записав встречу, на которой он сцепился со мной, он покажет ее на Центавре, и, таким образом, продемонстрирует им, что Альянс больше не станет третировать их. Будет много одобрительных воплей в его адрес, а меня освистают и закидают гнилыми помидорами... 
— Еще одно бревно в топку новой войны. 
Шеридан пристально посмотрел на Гарибальди. 
— Ты действительно считаешь, что он всерьез собирается? 
— А ты нет? 
— Да. Да, считаю. Но проблема в том, что я ничего не могу с этим поделать... к сожалению, благодаря тебе. 
— Мне? — спросил явно удивленный таким заявлением Гарибальди. Похоже, он подумал, что Шеридан просто шутит. 
Но Шеридан явно не шутил. 
— Послушай, Майкл... — и он уселся рядом с Гарибальди, навалившись на стол. — Ты попросил меня молчать о том, что тебе рассказал Вир. Ты сказал, что он умолял дать ему шанс решить проблему своими силами. 
— И он делает свое дело, — сказал Гарибальди. — Все, на что жаловался Дурла, все эти взрывы и тому подобное... работа ребят Вира. Должно быть, его. И если Дурла явился сюда обвинять вас, значит, Вир его конкретно достал. Если бы это были локальные комариные укусы, Дурла не стал бы тратить время, даже если встреча и сулила бы ему определенные бонусы дома. 
— Но проблема в том, что Вир, похоже, слишком хорошо справился со своей работой. Или, по крайней мере, так кажется. 
— Что ты имеешь в виду? 
— Я имею в виду, Майкл, — явно нетерпеливо сказал Шеридан, — что месяцы, даже годы назад правительства членов Альянса были готовы, страстно желали и обладали реальными возможностями сделать все, что угодно, лишь бы удержать в узде Приму Центавра. Но со временем они поостыли. У людей короткая память, Майкл, даже если дело касается войны. Попробуй теперь скажи им, что Прима Центавра находится на пути к восстановлению, и ты никак не заставишь членов Альянса пошевелить задницей, чтобы что–то по этому поводу предпринять. Сейчас мирное время, Майкл, и людям это нравится. Я их понимаю. Но это меня чертовски раздражает. Потому что я не могу никого ничего заставить сделать до тех пор, пока Центавр не отстроится настолько, что в буквальном смысле слова начнет хватать людей за горло. Но, боюсь, тогда будет уже поздно. 
— Может быть, тебе стоит собрать совещание... 
Шеридан покачал головой. 
— Зачем? Я уже выслушал от членов Альянса все, что мне и без того было известно, и Центавр может легко использовать это в качестве очередного примера анти–центаврианских настроений. И это вовсе не весело. 
— Значит, ты предлагаешь ничего не предпринимать. Мы будем просто стоять в сторонке, и будь что будет. 
— Мы будем наблюдать, — сказал Шеридан. — Мы будем ждать. И скрестим пальцы. 
— Скрестим пальцы, — с неприкрытым сарказмом повторил Гарибальди. — В этом заключается наша новая военная стратегия? 
— Это то, на что я с течением времени начинаю полагаться все больше, — произнес Шеридан, скрестив пальцы на обеих руках. 

Из дневников Лондо Моллари 
Датировано (по земному календарю, приблизительно) 18 апреля 2273 года 

Сегодня я чуть не умер. 
Прошедший год... можно было назвать „Годом Длинных Ножей”. По крайней мере, так его называли в приватных беседах. Публично же его называли просто Временем Великой Лояльности. 
С тех пор, как его назначили премьер–министром, Дурла, казалось, сделался вездесущим. Гехане настал конец. Он отправил солдат в это самое неприглядное место на Приме Центавра с приказом вычистить район от всех нежелательных элементов. Ведь они там, в конце концов, плели заговоры против нынешнего порядка. К тому же они, естественно, завидовали тем, у кого было все,... а не тем, у кого ничего не было. 
Естественно, в высших слоях общества этот план получил всеобщее одобрение. 
А потом Дурла взялся за сами высшие слои. 
О, конечно же, он извел не всех. Только тех, кто не клялся ему в вечной преданности. Тех же, кто, на его взгляд, мог впоследствии пригодиться, он отобрал заранее. А те, кто был в состоянии купить звание преданного сторонника Дурлы, быстренько подсуетились. 
Но были и другие — те, кто служил еще до меня, — гордые, достойные, успевшие немало совершить, люди, которым были не по душе методы Дурлы. Те, кто смел противоречить ему, кто имел собственное мнение и не боялся его высказывать. Те, кто наблюдали за тем, как сторонники Дурлы, мало помалу, отгрызали кусочки власти, пока все ключевые посты не оказались в их руках, и, тогда, наконец, решили, что больше не могут молчать. 
Лицемерные глупцы. 
Они с радостью молчали бы и дальше, если бы были уверены, что Дурла оставит их в покое. Но в один прекрасный день они осознали, что находятся в опасности, и только тогда они начали точить клинки,... хотя Дурла уже давно обрубил им руки. 
Понимаете, ему было мало власти, как таковой. Он хотел властвовать над сердцами и мыслями, над душой самой Примы Центавра. И методично уничтожал тех, кто мог ему противостоять. 
А сегодня он добрался до меня. 
Я сидел в тронном зале. Рядом со мной была Сенна. Мы разговаривали, уже не в первый раз, о поиске для нее подходящего мужа. Я беспокоился, что не смогу вечно защищать ее. 
— Но я не нуждаюсь в вашей защите, Ваше Высочество. Я уже взрослая женщина и сама могу позаботиться о себе, — говорила она. Юношеская хвастливость. Как забавно слушать эти слова. Как же мало она знает о жизни. Но тут, внезапно, распахнулась дверь, и вошел самодовольный и самоуверенный премьер–министр Дурла. За ним следовала небольшая группка его приспешников. 
— Чем обязан такой честью? — спокойно спросил я. 
Он сразу перешел к делу. 
— Некоторые сомневаются в вашей преданности Приме Центавра, Ваше Высочество. 
— Я в ней не сомневаюсь, — ответил я. Сенна нерешительно переводила взгляд с меня на Дурлу и обратно. 
— Очень важно, чтобы народ Примы Центавра знал, что императору можно всецело доверять. Что император не находится под контролем врагов родины. 
— Абсолютно с этим согласен, — сказал я. 
— Мне хочется опровергнуть эти обвинения, Ваше Высочество. 
— Неужели? Отлично. 
Без колебаний я повернулся и поманил к себе ближайшего гвардейца. Он подошел ко мне с выражением неприкрытого смущения на лице. 
— Дай мне свой кинжал, — сказал я, указав на церемониальный клинок, висевший у него на поясе. 
Гвардеец молча посмотрел на Дурлу. Дурла, явно тоже слегка смущенный, тем не менее, молча кивнул. Даже моему личному гвардейцу требовалось получить подтверждение, прежде чем выполнить мой приказ. Одного этого достаточно, чтобы понять, в каком мире мы живем. 
Наконец, гвардеец вручил мне кинжал, и я проверил его лезвие. 
— Скажите мне, Дурла, — мягко произнес я, — вы верите в Великого Создателя? 
— Конечно. 
— Хорошо, — тут я внезапно схватил руку Дурлы и вложил в нее рукоять кинжала. Прежде чем до Дурлы дошло, что я хочу предпринять, я приставил клинок к своему горлу и закрыл глаза. — Тогда пусть Великий Создатель решит, насколько я предан Приме Центавра, и направит вашу руку. 
Я стоял и ждал. 
Понимаете, я знал кое–что. 
Дурла — трус. 
Ему нравилось рисоваться. Нравилось хорохориться. Он предпочитал загребать жар чужими руками, и руководить из–за кулис, в то время как другие страдали от его действий. Но ему вовсе не нравилось марать свои собственные руки. Никогда. 
Он надеялся на то, что я стану кричать или возражать, что я испугаюсь или выйду из себя, в общем, дам ему хоть какой–то повод. Но вместо этого я отдал себя в руки Великого Создателя... и Дурлы. 
Ему хотелось показать всем присутствующим здесь, насколько я слаб. Что я начну пресмыкаться перед своим подданным. Но я обратился напрямую к Всевышнему. А Дурлу поставил в положение всего лишь исполнителя его воли. 
Как я и подозревал, Великий Создатель был слишком занят другими делами, чтобы обращать внимание на столь незначительное происшествие. 
Дурла опустил клинок и с невероятным для него смирением в голосе произнес: 
— Полагаю... нам стоит обсудить это позже, Ваше Высочество. 
— Всегда к вашим услугам, премьер–министр, — ответил я, низко поклонившись. После чего Дурла и его прихвостни очистили тронный зал. 
Сенна с облегчением вздохнула. 
— Я думала... — начала было она, но я жестом приказал ей замолчать. 
— Не думай, — сказал ей я. — От и до плохая игра. 
Недавно я обнародовал свой первый за несколько месяцев важный эдикт: я закрыл наш мир для инопланетного посещения. Любого представителя инопланетной расы, обнаруженного на Центавре ждало тюремное заключение, или того хуже. Формально я сделал это для того, чтобы показать нашу силу, открыто продемонстрировать, что Прима Центавра официально отвернулась от остальной галактики, подчеркнуть для всех, что мы желаем оставаться в гордом одиночестве. 
На самом деле, я сделал это больше ради блага самих инопланетян. Тем самым я оградил их от тех неприятностей, с которыми им бы пришлось столкнуться, вздумай они посетить нашу планету, ошибочно полагая, что имеют дело с цивилизованным обществом. 
Сейчас уже вечер. Я сижу один, наедине со своими занятиями, своими мыслями... или наедине с собой настолько, насколько мне позволено. Сегодня выдался удивительно теплый денек, но я почему–то ощущаю в воздухе какую–то прохладу. Обладай я богатым воображением, то сказал бы, что это задули ветры войны. 
Но у меня не столь богатое воображение. Моя реальность настолько тесно переплетается с безумием, что никакая воображаемая картина и близко не встанет. 
Тени удлиняются, они тянутся ко мне. И этой ночью я покорно отдамся им... 
...но, возможно, ненадолго. 

Конец

Последнее обновление: 20 февраля 2010 года © 2000 Dell Books
Перевод © 2003–2008 Екатерина Гинина, Наталья Семенова.
Оформление © 2009–2010 Beyond Babylon 5,
публикуется с разрешения переводчиков.

Предыдущая глава