Лондо пошатнулся от удара. Он не сразу понял, что случилось. Сначала ему со страху показалось, будто в него стреляли из PPG. Странно, что эта мысль так его встревожила. Он же сам собирался покончить с собой этим вечером, так что с его стороны почти черной неблагодарностью было злиться на того, кто пытался избавить его от лишних хлопот. 

Потом сам факт того, что он все еще способен связно рассуждать, навел его на здравую мысль: он стал мишенью для какого–то простого метательного снаряда. Предмет срикошетил от его лба и упал на землю. Ага, вот он — небольшой камень, его легко было выбрать среди многих, потому что он единственный был обагрен кровью. 

Гвардейцы отреагировали немедленно. Половина из них сомкнулась вокруг Императора, образовав защитную стену против любого возможного нападения. Остальные бросились в том направлении, откуда вылетел камень. Лондо успел лишь мельком увидеть маленькую фигурку, метнувшуюся в тень ближайших домов. 

— Уходим, Ваше Величество, — сказал Дурла, потянув Лондо за руку. — Нам надо идти... вернуться во дворец... 

— Нет. 

— Но мы... 

— Нет! — загремел Лондо с таким пылом, что гвардейцы вокруг него оторопели. Воспользовавшись замешательством охраны, Лондо прорвался сквозь их строй и поспешил за группой, ведущей преследование. 

— Ваше Величество! — в ужасе закричал Дурла, но Лондо уже взял инициативу в свои руки. 

Спустя пару секунд гвардейцы бросились за императором и догнали его... впрочем, без особого труда, ибо они были намного моложе и лучше тренированы. Лондо, напротив, почувствовал, что уже начинает выдыхаться, и страшно разозлился на себя за то, что довел свой организм до столь жалкого состояния. 

Возможно, мрачно подумал он, ему стоило брать пример с Вира. В последнее время Вир находился в завидной форме. 

— Как ты этого добился? — однажды спросил он. 

— Сел на диету, не пил спиртного и тренировался. 

— Радикально, — ответил тогда Лондо, презрительно фыркнув. 

А теперь, когда его сердца бешено стучали, а дыхание стало прерывистым, Лондо почувствовал, что метод Вира вовсе не был таким уж радикальным. 

Дурла, державшийся всего в паре шагов позади, окликнул его: 

— Ваше Величество! Это никуда не годится! Там может быть засада! Это безумие! 

— Почему там... должна быть засада? — пропыхтел Лондо. — Вы сами... сказали... что это безумие... Так кому же... вздумается...устраивать засаду... в которую может угодить... лишь... безумец? 

Им пришлось замедлить темп, потому что путь дальше преграждала гора обломков. Однако это не остановило гвардейцев, которые бросились карабкаться по обломкам с максимально возможной скоростью. Они поймают того, кто столь подло напал на императора. 

Потом гвардейцы сбавили темп и разбежались в разные стороны, образовав полукруг, в центре которого находилась выжженная площадка. Даже издалека было очевидно, что они поймали нападавшего. 

Лондо замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, поправил камзол и жилет, пытаясь вернуть себе подобающий титулу вид. Дурла, бежавший за ним след в след, выглядел до отвращения свежим и даже не запыхавшимся. 

— Ваше Величество, я действительно должен настаивать... — начал он. 

— Ох, вы должны, — сказал Лондо, повернувшись к нему. — Так на чем именно вы настаиваете? 

— Позвольте отвести вас обратно во дворец, где вы будете в безопасности... 

И тут они услышали женский крик: 

— Отпустите меня! Отпустите меня, вы, придурки! И не трогайте их! Они ни в чем не виноваты! 

— Это же детский голос, — сказал Лондо, взглянув на Дурлу с нескрываемым скептицизмом. — Вы считаете, что я должен вернуться во дворец в сопровождении вооруженных гвардейцев, дабы избежать гнева девчонки? 

Дурла, казалось, хотел что–то возразить, но потом, видимо, решил, что в данный момент ему нечем крыть слова Лондо. 

— Нет, Ваше Величество, конечно же, нет. 

— Хорошо. Ибо мне вовсе не хочется думать, что вы сомневаетесь в моей храбрости. 

Дурла тут же ответил: 

— У меня даже мысли такой не было, Ваше Величество. 

— Отлично. Тогда мы поняли друг друга. 

— Да, Ваше Величество. 

— Ну, а теперь... я хочу знать, с чем мы столкнулись, — и он указал рукой на группу впереди них. 

Дурла кивнул и направился к гвардейцам, которые захватили „преступника”. Он выслушал подробный доклад и потом вернулся к Лондо, явно испытывая неловкость от происходящего. 

— Оказывается... вы были правы, Ваше Величество. Это девушка, ей не больше пятнадцати лет от роду. 

— Был ли кто–нибудь еще вместе с ней? 

— Да, Ваше Величество. Семья... или, по крайней мере, то, что от нее осталось. Они своими руками построили примитивное убежище из обломков. И приютили эту девчонку, потому что она бродила по улицам, а им стало жаль ее. 

— Ясно. 

— Да, и они явно несколько... рассержены... ибо она подвергла их жизни риску, накликав на них гнев императора. 

— Это так. Но дай им знать, что сегодня я не стану давать волю гневу, несмотря на неуместные провокации, — сказал он, осторожно прикоснувшись к своему разбитому лбу. Он уже начал опухать. — Однако будет лучше... если я скажу им это лично. 

— Это может быть уловкой, Ваше Величество, — предупредил Дурла. — Вдруг там какая–то западня. 

— Если это случится, Дурла, и они вдруг выхватят PPG или чего там еще у них наготове, — ответил Лондо, хлопнув его по плечу, — то я абсолютно уверен, что вы загородите меня своим телом от выстрела и умрете, восхваляя своего любимого императора, ведь так? 

Дурла содрогнулся при такой мысли. 

— Для меня... было бы большой честью, Ваше Величество, послужить вам таким образом. 

— Будем надеяться, что вам еще представится такая возможность, — сказал ему Лондо. 

Расправив плечи, Лондо направился к гвардейцам, окружившим террориста. Гвардейцы сначала замялись, но потом, повинуясь молчаливому кивку Дурлы, расступились. Почему–то это просто взбесило Лондо. Он был императором. Если же он без чьего–либо одобрения не может отдать приказ даже горстке гвардейцев, то как он сможет править миром? 

Гвардейцы расступились, дав Лондо возможность встретиться лицом к лицу с воплощением оскорбленной и израненной Примы Центавра. 

Там, около жалкого самодельного навеса, стояла семья центавриан. Отец с коротко постриженным гребнем, и молодая мать. Ее длинные волосы были собраны в хвост, как было принято среди молодых женщин, хотя большинство из них тщательно заплетали хвост в косу. Но она просто распустила волосы по плечам, что придавало им растрепанный и неопрятный вид. Хвост начинался прямо на макушке, остальная часть ее головы была гладко выбрита, так что прическа напоминала фонтан. С ними так же были двое мальчишек и девочка, в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Даже не зная, кто именно из этих юнцов решил попрактиковаться на нем в метании камней, Лондо определил это, едва взглянув на них. Мальчишки, подобно родителям, смотрели в землю, боясь даже поднять глаза на императора. Отец — отец, — заметно дрожал. Великолепный образец центаврианского мужества. 

Но девчонка... та вела себя совсем по–другому. Она не прятала глаз и не трепетала от страха в присутствии Лондо. Вместо этого она стояла, гордо выпрямившись, и решительно глядела прямо в лицо императора. Кожа на ее голове была слегка красноватой, Лондо прекрасно знал, что это значит: она совсем недавно начала сбривать волосы, как того требовала традиция, в знак того, что девушка стала взрослой. Лицо худощавое, с высокими скулами, на нем отчетливо выделялись распухшие губы. Кровь на них была свежей. 

— Кто тебя ударил? — потребовал ответа Лондо, а потом, не дожидаясь его, повернулся к гвардейцам. — Кто это сделал? 

— Я, Ваше Величество, — ответил один из гвардейцев, шагнув вперед. — Она сопротивлялась, и я ... 

— Вон! — тотчас рявкнул Лондо. — Если ты не можешь без излишней жестокости справиться с ребенком, тебе не место на службе у императора. Нет, не смотри на Дурлу! — продолжал Лондо с возрастающей яростью. — Здесь командую все–таки я, а не капитан гвардейцев. И я уволил тебя. Уходи. 

Гвардеец не стал медлить. Он быстро поклонился императору и резво зашагал прочь. Лондо снова повернулся к девушке, но не увидел на ее лице ничего, кроме презрения. 

— Ты не одобряешь мой поступок? — спросил он. 

Это был чисто риторический вопрос, но она немедленно огрызнулась в ответ: 

— Выгнали простого гвардейца и уже воображаете себя защитником народа? Не смешите меня! 

— Какое нахальство! — разозлился Дурла, будто оскорбили лично его. — Ваше Величество, пожалуйста, позвольте мне... 

Но Лондо жестом остановил его, пристально взглянул на девчонку. 

— Я ведь видел тебя раньше? Разве нет? 

На сей раз она ответила не сразу. 

— Немедленно отвечай императору! — рявкнул Дурла, и Лондо не стал его одергивать. Юношеская дерзость — это одно, и терпимость к ней, в определенных пределах, можно считать добродетелью, но если император задает вопрос, то, Великий Создатель, вы либо отвечаете на него, либо вас ждут крупные неприятности. 

К счастью, девушка, определенно, обладала неплохим чутьем, помогавшим распознавать, когда можно дерзить, а когда следует остановиться. 

— Мы... встречались пару раз. Случайно. Во дворце. Во время официальных приемов. 

Заметив, что Лондо продолжает пристально рассматривать ее, пытаясь вспомнить, где именно мог ее видеть, она добавила: 

— Моей матерью была леди Целес... а моим отцом — лорд Антоно Рифа. 

Лондо будто молотом по голове ударили. Лорд Рифа, одно время был его союзником, и его политические махинации отняли у Лондо самое дорогое в этой жизни. 

Если Лондо принимал множество дурных решений, и шаг за шагом затягивающих его на путь тьмы, то Рифа, сломя голову летел по этой тропе, упиваясь ложью, коварством и предательством — издержками на пути к власти в великой Республике Центавр. Он был стратегом и манипулятором старой закалки, искусным обманщиком. Он, и ему подобные, превратили старую республику в болото, где барахтались рвущиеся к власти ублюдки. И он лично был виновен в гибели нескольких близких Лондо. Моллари, в какой–то мере, сумел отомстить за все это, устроив Рифе жестокую и страшную смерть от рук разъяренных нарнов. 

И лишь позднее Лондо узнал, что и он, и Рифа, были всего лишь марионетками Теней. Да, Рифа действительно был фанатиком, одержимым властью, но Лондо заставил его ответить и за те преступления, в которых тот не был повинен. Лондо часто представлял, что чувствовал Рифа, умирая от кулаков и дубинок нарнов. Когда–то это доставляло ему удовольствие. Теперь же это воспоминание вызывало у него лишь отвращение и ненависть к себе. 

Но сейчас, глядя в лицо этой юной девушке, Лондо впервые почувствовал себя виноватым. 

Затем что–то в ее словах привлекло его внимание. 

— Твоей матерью была леди Целес? Значит, она... 

— Мертва, — бесстрастно ответила девушка. Если она и оплакивала гибель матери, то сумела либо отбросить скорбь, либо похоронить ее глубоко в душе, чтобы не дать горю обрести нераздельную власть над ней. — Она была среди первых жертв бомбардировок. 

— Я... сожалею о твоей утрате, — сказал ей Лондо. 

Дурла быстро добавил: 

— Однако сочувствие императора к вашему положению не дает вам права совершать против него столь отвратительное преступление. 

— Преступление? Да я просто швырнула в него камень! — отвечала девушка. — А что же, бога ради, может искупить его преступления? 

— Мои преступления, — Лондо подавил горький смешок. — Да что ты знаешь о моих преступлениях, дитя? 

— Я знаю то, что император должен защищать свой народ. Вы обвинили в постигшей нас трагедии регента, но ведь именно вы были среди тех, кто его назначил. Если бы вы были здесь, заботились о своем народе, а не тратили время впустую на какой–то далекой космической станции, то, возможно, вы бы сумели это предотвратить. 

— И куда вы теперь нас ведете? — добавила она, ткнув в него дрожащим пальцем. — Лейтмотивом вашей речи была идея о центаврианском народе „стоящем в гордом одиночестве”? Что это за... чванливая глупость? Мы были пострадавшей стороной! А вместо этого вынуждены платить непосильные для нашей экономики репарации! Мы будем зализывать наши раны во мраке и молча дуться на всех? Да мы должны требовать от Альянса любой возможной помощи! 

— А как же центаврианская гордость? — спокойно спросил Лондо. — Как насчет этого, кхм–м? 

— Да гори она синим пламенем, эта гордость! — вспыхнула девушка. — А центаврианская кровь? А горы тел центавриан? Я видела плачущих младенцев, которые пытались сосать грудь своих мертвых матерей. А вы? Я видела искалеченных, невидящих и лишившихся всякой надежды людей. А вы? Вы заявили, что пройдете в храм один, потому что это, якобы, будет что–то символизировать. Дерьмо! Вы хотели остаться в одиночестве лишь потому, что не желали смотреть в их укоряющие глаза и чувствовать вину в день своей коронации. Вам не хотелось, чтобы личный триумф был омрачен видом тех, кто пострадал из–за вашей глупости. Вам не хотелось видеть тел, которыми вы устлали путь к трону. 

— Молчать! — взорвался Дурла. — Ваше Величество, честное слово, это уже слишком! Это оскорбительно, это... 

— Чего ты кипятишься, Дурла? — спокойно спросил Лондо. — Просто вместо камней она теперь использует слова. Это занятное свойство слов. Они не могут повредить тебе до тех пор, пока ты не позволишь им уязвить себя... в отличие от камней, которые просто бьют. 

Он замолчал на мгновение, а потом продолжил ровным голосом: 

— Ты ошибаешься, дитя мое. Ты во многом ошибаешься,... но кое в чем ты права. В чем именно, я пока умолчу. Считай это императорской привилегией. Знаешь, что ты очень отважная девушка? 

На мгновение девушка смутилась, но потом снова подобралась. 

— Я не отважная. Я просто слишком устала, слишком голодна и слишком зла, чтобы чего–либо бояться. 

— Возможно, это не так далеко от истины. Возможно, отвага — это всего лишь апатия вкупе с иллюзией величия. 

— Тогда это вы, Ваше Величество, находитесь в плену иллюзий — сказала она с легким поклоном, скорее ироничным, нежели почтительным. — У меня уже не осталось иллюзий. 

— Ну, конечно. Тогда, возможно... нам стоит возродить их, — Лондо на мгновение задумчиво потер подбородок, а потом обратился к Дурле. — Видите этих людей, эту семью? Они должны быть накормлены, одеты и переселены в более пристойное жилище. Дайте им денег из моей казны, столько, сколько понадобится. Ты, — он указал пальцем на девушку, — как тебя зовут? Мне следовало помнить твое имя по прошлым встречам, но, к сожалению, я забыл. 

— Сенна, — сказала она. Она явно не доверяла ему и толком не понимала, что происходит. Это позабавило Лондо. Учитывая то, с какой убежденностью она говорила раньше, она явно считала Лондо бессердечным ублюдком, которому совершенно нет дела до судьбы собственного народа. Ему было приятно видеть теперь, как ее убежденность слегка поколебалась. 

— Сенна, — повторил Лондо. — Сенна... ты можешь жить во дворце. Со мной. 

— Ваше Величество! — закричал потрясенный Дурла. 

Сенна выглядела не менее воинственно. 

— Меня этим не купишь! Я не собираюсь становиться императорской наложницей!.. 

Это вызвало у Лондо горький смешок. 

— Тебе повезло. Если бы даже мечтала об этом, уверяю, вряд ли тебе представится подобная возможность. 

Она в изумлении воззрилась на него. 

— Тогда что же вам от меня нужно? 

— Твоя сила духа, Сенна, — сказал Лондо. — В тебе есть нечто символическое. Я думаю, что это не просто душа Примы Центавра, это нечто большее. Душа, которая была бы воплощением того, чем была Прима Центавра, и чем, возможно, она снова станет... Я полагаю, такой души так не хватает во дворце. Сейчас там появилось слишком много людей, стремящихся к только к собственным целям, и я не исключение. А ты, Сена, источаешь свет юности и искренности. И я хочу, чтобы этот свет засиял в моем дворце. Свет, который прогонит прочь тени. 

— Ваше Величество... — на мгновение она была ошеломлена, но потом к ней вернулась ее прежняя гордая осанка. — Со всем уважением... 

— Ты запустила в мою голову камнем, детка. Несколько поздно говорить об уважении. 

— Ваше Величество... это все прекрасные слова. Но я все равно не хочу. Я не хочу быть вам обязанной. 

— Этого от тебя не требуется. Если хочешь, можешь считать, что я делаю это в память о твоих родителях. Лорд Рифа был... моим союзником одно время. Я чувствую некоторую ответственность за его... 

— ...семью, — продолжил он. — За его семью, из которой, насколько я понял, уцелела ты одна? 

Она кивнула, и он снова продолжил: 

— Вот так. 

— Что так? 

— Сенна, — сказал Лондо, терпение которого стало потихоньку иссякать, — я предлагаю тебе дом, о котором ты могла бы только мечтать на своей улице. У тебя будут все блага, лучшие учителя, ты сможешь завершить свое образование, и от тебя ничего не потребуется. Таким образом... 

— Ты можешь купить покой? 

Лондо мгновение смотрел на нее, а потом повернулся к Дурле и сказал: 

— Пойдем. Мы зря теряем время. 

Дурла явно испытал облегчение от такого решения. 

— Может, все–таки наказать ее, Ваше Величество? Она ведь напала на вас. 

— Она потеряла своих родителей, Дурла. Она уже достаточно наказана. 

— Но... 

— Довольно, — его тон был достаточно красноречив. Дурла вплотную приблизился к запретной черте, но предпочел не нарываться на неприятности. Он просто поклонился в знак того, что признает свою ошибку и согласен с волей императора. 

И они вернулись во дворец, где, как думал Лондо, пройдет его последняя в жизни ночь.