Бестер перестал печатать, остановившись на середине фразы, улыбка появилась на его лице.
Луиза дома! Он мог ощущать, как она входит в парадную дверь, зефир, бриз запахов меда и красок. Он оставил свою работу и поспешил вниз по лестнице. Когда он появился в кафе, Луиза была уже там, едва опустившая на пол багаж.
— Клод! — ее улыбка, казалось, вспыхнула на лице, и мгновением позже он уже держал ее в своих объятиях. Напряженность улетучилась, как только он почувствовал ее надежное тепло, сомнения спрятались обратно в его подсознание. За это можно отдать что угодно.
Она поцеловала его в губы скоро, но горячо.
— Ты готов? — спросила она.
— Просто возьми меня за руку и скажи, что любишь меня.
— Я люблю тебя. Что...
— Так вы, должно быть, Клод.
Он повернулся на звук несколько неодобрительного женского голоса.
— Да, это он, — сказала Луиза весело. — Клод, знакомься — майор Женевьева Буэ, моя сестра.
Бестер улыбнулся высокой брюнетке со всем фальшивым обаянием, какое мог изобразить. Луизе необязательно было называть ее ранг — он достаточно явствовал из ее военной формы. Он разглядел черты Луизы в ее серьезном, неглупом лице, но никогда бы не догадался, что они сестры.
— Рад знакомству, — пробормотал он, пожимая ей руку. Ее пожатие было крепким, а мысли, которые затопили его сознание при прикосновении, были упорядочены и ясны. Недовольство действительно было, но порождалось по большей части заботой о Луизе — майор не хотела увидеть свою сестру вновь страдающей. К его громадному облегчению, он не почувствовал ни намека на узнавание.
— Я также, — сказала майор. — Должна сказать, мистер Кауфман, вам придется соответствовать. Луиза трещала о вас, будто школьница, чего с ней никогда не бывало.
— Хорошо, я постараюсь, — отозвался он. — Если у меня когда–нибудь и были ожидания, ради которых стоило бы жить, то их мне подарила Луиза. Кстати, она не называла мне ваш чин. Я весьма впечатлен.
— Нет нужды. Последние десять лет нанесли урон офицерскому составу, и продвижения обесценились.
— Судя по тому, что рассказывала мне Луиза, я думаю, вы скромничаете. Вы ведь служили в личной охране Кларка?
Она кивнула на это, и повисла неловкая пауза. Бестер это почувствовал.
— Так когда ты успела уладить оба дела? — спросил он Луизу. — Я думал, ты отправилась повидать другую сестру — ту, что в Мельбурне.
— Верно, — откликнулась Луиза. — Все прошло не так хорошо, как я надеялась — но, по счастью, Женни была там в увольнении, и я сумела уговорить ее заехать. Я хотела показать ей своего нового парня.
— Ну, я едва ли парень, как заметила твоя сестра.
Он был вознагражден легким чувством стыда у майора.
— Мне все равно, будь вам и двести лет, — сказала она, — если вы делаете мою сестру счастливой. — Это было наполовину ложью, но Бестер воспринял это в том духе, который она имела в виду, любезно кивнув.
— Мы проголодались, — сказала Луиза. — Почему бы вам двоим не поболтать, пока я что–нибудь нам состряпаю?
— Вздор, — ответил Бестер, — готовить буду я, а вы посидите и выпьете вина. Уверен, перелет вас утомил.
— Клод невысокого мнения о моей стряпне, — шутливо сказала Луиза. — Он не догадывается, что все это — уловка, чтобы заставить его зависеть от меня во всем.
— Теперь догадался, — сказал Бестер. — Но, на самом деле, я просто купил бутылку „шато–неф”. Позвольте мне принести его. Даю вам двоим шанс сравнить заметки насчет „парня”.
— От
этого не откажусь, — улыбнулась майор. Бестер усмехнулся в ответ, не ее словам, но чувствам, их породившим. Дело шло хорошо.
— Ну, человек, умеющий так готовить, не может быть совсем плох, — сказала майор, положив вилку возле остатков суфле. — Некоторые из этих старых моделей работают очень хорошо, кажется.
— Мне можешь не объяснять, — просияла Луиза.
Бестер поднял бокал.
— За воссоединение семьи, — сказал он.
— За частичное воссоединение, — поправила Луиза, но тост поддержала.
— О, да. С Элен дела пошли не так хорошо.
— Она дозреет, — сказала Женевьева. — Элен злопамятна. Она вкладывает в это страсть. Но начало было хорошее. По крайней мере, она выговорилась.
— По крайней мере, да — подтвердила Луиза.
Циничная улыбка промелькнула на лице майора.
— Не докучай мистеру Кауфману нашими семейными раздорами. По крайней мере, две из нас снова дружат. Как я и сказала, начало хорошее.
— Мне ничуть не скучно, — сказал Бестер. — Мне никогда не наскучит то, что так сильно заботит Луизу.
Майор вздохнула.
— Будьте осторожны в своих желаниях, — сказала она, — они могут исполниться. Еще глоток–другой вина, и мы можем увязнуть в этом и просидим здесь всю ночь. — Ее суровый взгляд остановился на сестре. — Для протокола, Луиза, я думаю, ты права. Я пыталась связаться с Анной. В конце концов, тому уже почти десять лет. Если Космофлот может помириться, то мы двое тоже. — Она снова повернулась к Бестеру. — Проблема, видите ли, должно быть, в том, что наши семейные привязанности пылки часто вопреки здравому смыслу. — Она покружила свое вино. — Нет, довольно. Мистер Кауфман, я так поняла, вы были на военной службе?
— Да, что–то вроде. Шу–шу–шу и все такое. К счастью, во времена Кларка я был частным лицом, так что не был втянут в гражданский конфликт. Выбор, который пришлось сделать вам, был не из тех, что я пожелал бы для себя, но я уважаю его.
Майор пожала плечами.
— У меня в то время выбора не было. Это работа сената и суда — и, в конечном счете, избирателей — определять легитимность президента и его решений. Совершенно не задача кадровых офицеров делать это. Создай такой прецедент — где мы окажемся? Наедине с собой я оспаривала каждый отдельный случай, в котором мои солдаты могли подвергнуться опасности. Но официально, никакая армия не может функционировать без принципа субординации.
Она пожала плечами.
— Моя сестра придерживается иного мнения. Я так понимаю, что по сей день. Оглядываясь на это, в некоей абсолютной проекции, я верю, что она была права. Но, попав в ту же ситуацию, я сделаю тот же выбор. Но, знаете что? Становясь старше, частично ожесточаешься, частично же размякаешь, n'est–ce pas [не так ли (фр.) — Прим. ред.]? Я устала от того, что все это стоит между мной и Анной.
— За смягчение, — сказал Бестер, вновь поднимая бокал.
— Я за это выпью, — сказала Луиза. Так они и сделали.
— Ты ей нравишься, — сказала ему Луиза той ночью в постели.
— Она во мне сомневается, — ответил Бестер. — Она считает меня похитителем младенцев.
— Она всего лишь осмотрительна. Но она моя сестра, и любит меня. Она желает мне наилучшего, а каждый, кто побудет с тобой полчаса, поймет, что лучшее для меня — ты.
Он повернулся, чтобы видеть ее лицо. Ее глаза тихо блестели в слабом свете, проникавшем с улицы.
— Ты покоряешь меня, — сказал он. — Ты даришь мне воспоминания, которых у меня никогда не было, и мечты, о которых я никогда не помышлял. — он помолчал. — Я вчера начал писать книгу.
— Правда?
— Да.
— Когда я смогу ее прочесть?
Он хмыкнул.
— Когда я смогу увидеть картину?
— Когда она будет готова.
— Ну вот ты и знаешь мой ответ, — он почувствовал укол страха. Однажды она прочтет книгу, и тогда ей придется узнать по меньшей мере то, что он телепат. Она поймет, что он лгал ей, в известном смысле — своим молчанием. Но в этот момент ему представлялось невозможным поверить, что она не поймет, не простит. Он ни разу в жизни не был так близок с человеческим существом, даже с Кэролин. Это было самое пугающее и самое восхитительное ощущение, какое он когда–либо знал.
— Надолго она остается, твоя сестра?
— На несколько дней, может — на неделю. Ты ведь не возражаешь?
— Нет. Тебе это нужно, — это была тоже ложь, но небольшая. Его страх, что майор узнает его, казалось, был безоснователен. За весь вечер не было ни намека на это, ни даже подсознательного рефлекса. А он был начеку, осторожен. В этот раз кости, похоже, выпали в его пользу.
— Спасибо тебе, Клод. Знаешь, это все благодаря тебе. Ты заставил меня понять, что стоит рискнуть полюбить снова, наладить отношения. Ты подарил мне это.
— Я отлично понимаю, — прошептал он, — отлично.
Она поцеловала его, поцеловала еще, и ночь растворилась в тихих вздохах и ласках, непринужденных, полных наслаждения, утешения, счастья.
Позже, погружаясь в сон, он подумал о Жюстине, о его теле, медленно погружающемся в реку. Он подумал — что сказала бы Луиза, узнай она, и ощутил необычайный комок в горле, взрыв такой тоски, что это едва не задушило его. Лица проходили в темноте его зрачков. Байрон, Хэндел, Феррино, люди, чьих имен он не мог припомнить.
Этому пришел конец. Ему пришел конец. Ему подумалось, что — когда Луиза недавно назвала его имя, Клод, — он не вздрогнул, как когда–то. Не пожелал, чтобы она могла звать его Альфред. Альфред Бестер не заслуживал Луизы, он был недостоин ее. Но Клод — да, возможно, Клод не был иным, но мог быть. Если б он работал над этим, если бы всегда напоминал себе, что мог быть лучше.
„Прости, Жюстин, — думал он, — я должен был это сделать, но я сожалею. Ты был последним, кого убил Альфред Бестер. Потому что Альфред Бестер мертв.”
— Клод?
— Да?
— Ты плачешь?
— Я... — так и было. Он не заметил, как, но его лицо стало мокрым.
— Отчего?
— Оттого что я счастлив, — вымолвил он. — Оттого, что я так счастлив.
| Последнее обновление: 29 марта 2003 года |
© 1999 Ballantine Books
Перевод © 2000–2001 Елена Трефилова.
Оформление © 2001 Beyond Babylon 5,
публикуется с разрешения переводчика. |
