Часть 2. РАСЧЕТ
Глава 1
Париж летом. Для Бестера дни были сотами, каждое утро наполнявшимися золотым жаром, простой и необыкновенной близостью, цветами и светом свечей.
— У меня никогда не было такого романа, — сказал он Луизе однажды утром, в маленьком ресторане под названием „Изабель”, приткнувшемся на углу нового магазина за Рю де Мартен.
— Какого? — спросила она.
— Вот такого. Тихие вечера, прогулки под луной и завтраки в постели.
— Нет? Как же ты влюблялся до сих пор?
— На войне. На ходу. Вокруг повсюду падали снаряды — примерно так. Или раньше, в школе, когда не следовало.
— А. Запретная романтика. О таком пишут в книгах. Каково это, если сравнить?
Он взял ее руку, еще изумляясь, что ее пальцы отвечают ему.
— Это несравнимо, — сказал он. — До сих пор всегда было что–то, чего мне хотелось больше, чем этих отношений. Я был влюблен в свое предназначение, свою работу. А любовь, как всякое удовольствие, было просто... попутно. Это совсем не то, что теперь. Если бы я знал тебя лет пятьдесят назад, или даже двадцать...
— Если бы это было двадцать лет назад, тебя бы засадили за совращение малолетних, только и всего.
— Вот–вот, — отозвался Бестер. — Я все еще не знаю, что ты находишь в таком старике, как я.
— Возраст для меня не очень важен, — сказала она.
— Я так и понял.
— Нет, не думаю. Полагаю, это тебя беспокоит.
Он пожал плечами.
— Ладно — да. Возможно, не совсем по тем причинам, что ты думаешь. Когда я был на военной службе, я обладал кое–каким авторитетом. Это привлекало ко мне молодых женщин, в поисках, думаю, отца, какого они всегда желали. Одно из психологических явлений.
— Комплекс Электры. Женщина ищет мужчину, подобного ее отцу, потому что она подсознательно влюблена в отца и знает, что не может это реализовать.
— Оно самое.
— Тебе поможет, если я скажу, что ты ничуть не похож на моего отца?
— Уверен, поможет.
— Ты ничуть не похож на моего отца.
— Ну, если ты это говоришь, я верю.
— Доверчивость. Люблю это в мужчинах. Что я еще могу тебя попросить принять без вопросов? — Она сделала паузу, как бы раздумывая об этом, затем посмотрела ему прямо в глаза. — Как насчет этого? Ты — самое лучшее, что случилось со мной за очень долгое время. Я не знаю, что привело тебя в мой отель, но я рада, что это произошло.
— Я не стану это оспаривать, — сказал Бестер немного через силу. — Я могу сомневаться, но не могу оспаривать это. Ты сделала меня... — он поискал слово, но все звучало так банально, так неуклюже. — Ты сделала меня счастливее, я думаю, чем я был когда–либо.
— Хорошо, — сказала она, глаза ее сверкнули, — а теперь, оставив в стороне взаимное восхваление, как мы проведем остаток этого дня?
— Хм... Какую вещь ты втайне до боли хотела бы сделать в Париже — вещь, которую настоящий парижанин не сделает и под страхом смерти?
— О, это просто. Эйфелева башня.
— Тогда — на Эйфелеву башню.
— Э, тогда мы должны прикинуться туристами.
— Да, конечно. Камеры.
— Шорты и гетры для тебя.
— Футболку „Я люблю Париж” для тебя.
— И безобразные ботинки для нас обоих. Отлично. Прекрасная идея. И ты будешь спрашивать дорогу.
— Но я знаю дорогу к Эйфелевой башне.
Она взъерошила ему волосы.
— Если мы собираемся играть в туристов, мы должны это делать во всем. Я не желаю, чтобы кто–нибудь узнал меня. О, и солнцезащитные очки для нас обоих, да? Здоровенные.
— Ты выглядишь безобразно, — заключила Луиза через час или около того, когда они вырядились примерно так, как собирались. — Гавайские шорты — несомненно ужасный штрих.
— Благодарю, дорогая. Ты выглядишь точно мне подстать.
— Так, я бы сказала, мы готовы идти. Уверен в том, что ты задумал?
— С этого момента я больше не говорю по–французски, — откликнулся Бестер.
Они вознамерились быть отвратительными американцами и зеваками–марсианами. Они заказывали „настоящий” кетчуп в ресторанах и требовали льда в напитки. Когда они не могли заставить себя понять на английском, они говорили по–английски очень громко и очень медленно. Они были отъявленно несносны, и Бестер обнаружил, что доволен собой больше чем когда–либо за долгое время.
Они предприняли тур вдоль Сены, обошли Лувр, затем поднялись на верхушку Эйфелевой башни, где стояли со смешанной группой, в большинстве японских и нарнских туристов, и наблюдали, как солнце касается горизонта.
— Я приходила сюда однажды маленькой девочкой, — рассказала ему Луиза. — С тех пор я здесь не бывала. Это стыдно, право, — она сжала его руку. — Это был прекрасный день. Давно я так не дурачилась.
— Это так называется? — откликнулся Бестер. — Я точно не уверен, что знаю значение слова.
— Вероятно, нет. Ты воспринимаешь жизнь очень серьезно. Чересчур серьезно, я думаю.
— Идея была моя.
— Знаю. Но что забавно — я давно хотела сделать что–нибудь вроде этого. Ты будто мои мысли прочел.
— Ха. Хотел бы я уметь. Никогда не знаю, что ты думаешь, — но, конечно, он знал. Почему он должен чувствовать себя из–за этого виновато? Но, каким–то образом, он чувствовал. Это ощущалось как мошенничество.
— О, я думаю, ты умеешь, иногда, — она снова пожала его руку, и они притихли на несколько минут.
И посреди разгорающихся сполохов удовольствия он почувствовал — кто–то пытается сканировать его.
Его улыбка примерзла к лицу, и он медленно огляделся, ища в толпе. Спустя мгновение он нашел. Это был Акерман, тот самый человек, которого он видел на платформе поезда.
И Акерман думал: „Огосподигосподигосподи...”
— Луиза, дорогая, — сказал Бестер. — Что–то я устаю. Как по–твоему — ужасно, если мы перекусим и пойдем домой?
— „Домой” — звучит хорошо, — ответила она. — Я могу устроить нам сандвичи.
Бестер попытался скрыть свою тревогу. На этот раз Акерман его узнал, в этом он был абсолютно уверен. Когда он проходил мимо, Бестер считал его поверхностные мысли. Он попробовал слегка углубиться и нашел адрес.
„Домой” звучит хорошо”. Мысли Луизы отзывались в его голове мучительной горечью. У Альфреда Бестера, похоже, никогда не было дома.
| Последнее обновление: 30 июля 2001 года |
© 1999 Ballantine Books
Перевод © 2000–2001 Елена Трефилова.
Оформление © 2001 Beyond Babylon 5,
публикуется с разрешения переводчика. |
