Бестер едва пошевелил пальцами, так что острие его шпаги описало небольшую окружность. Его противник, очень молодой человек, чье имя он позабыл, слегка ударил по его эфесу. Бестер быстро отступил на два шага, затем сделал резкий выпад и ложный финт вперед. Как он и ожидал, юноша парировал вместо того, чтобы отступать. Конечно — он фехтовал со стариком, не так ли? Он был уверен, что окажется быстрее. 

„Но лучше быть правым, чем быстрым,” — подумал Бестер. В фехтовании точность — это все. Бестер связал клинок обороняющегося и вонзил острие в плечо парнишки. Его жакет окрасился ярко–зеленым. 

— Чепуха! — воскликнул парень. Это звучало по–американски. Бестер снял свою маску. 

— Отличная схватка, мистер... 

— Нэри. Спасибо. 

— Полагаю, вы прилично владеете рапирой. 

— Ага. 

Бестер покачал головой. 

— Спорт молодых. Все эти прыжки и скачки..., — они обменялись рукопожатием. 

Бестер отер со лба легкую испарину. В Корпусе он придерживался весьма строгого режима тренировок. Разумеется, хорошему пси–копу не часто выпадало использовать физическую сноровку, кроме разве что меткой стрельбы, но он рано выучил, что, когда такой момент наставал, наличие подобных навыков становилось вопросом жизни и смерти. Так что он практиковался в различных боевых искусствах и ежедневно совершал пятимильную пробежку. 

Годы изгнания ослабили его в этом отношении, но закалили в других. Вряд ли ему следовало беспокоиться о своей физической форме. Однако он внезапно осознал, что поднабрал лишний вес, и захотел вернуть молодую упругость мышц. Он попробовал себя в прежнем режиме, но обнаружил, что это его перегружает. Его новая жизнь нуждалась в новом режиме. 

Он фехтовал в академии и был вполне хорош. Фехтование с другими телепатами применялось для совершенствования стратегии ментального блокирования, подачи ложных сигналов и так далее — но после академии он думал об этом как о спорте, вне практического применения. 

Что ж, такова была теперь его жизнь — жизнь вне практического применения. Он писал литературную критику, он покупал платья молодой женщине, он фехтовал. Он был в Париже — почему бы нет? 

А фехтовать с нормалами было приятно. Годы в пси–полиции отточили его умение читать язык тела и лица без сканирования, но если ему было действительно нужно, он мог перехватить их стратегию незаметно для них. Его это ничуть не коробило — не коробит же человека с длинными руками то, что он дальше дотягивается. Но он был осторожен. Хотя он не встречал никаких других телепатов, которые практиковались в фехтовании, никогда не знаешь, когда наскочишь на такого. Другой П12 мог заметить, что он пользуется своими способностями, даже в очень слабой степени. 

Он решил, что на сегодня достаточно. Он попрощался с учителем фехтования, узловатым стариком по имени Гибн, и принял душ, с наслаждением подставляя горячей воде перенапряженные мышцы. Они окрепли, с удовольствием отметил он. Он похудел и чувствовал себя моложе по сравнению с тем временем, когда прибыл на Землю. Казалось, Париж почти повернул его годы вспять. Да, это было правильно — приехать сюда. Замечательно. Это становилось яснее с каждым проходившим днем. 

Он возвращался в отель кружным путем. Он никогда не повторял тот же путь дважды — иметь обыкновение ожидать, что тебя схватят враги, дурная привычка, но некоторые привычки не умирают. Кроме прочего, это не паранойя, когда действительно есть люди, готовые схватить тебя. А галактика была полна людьми, готовыми схватить Альфреда Бестера, и все они отдали бы что угодно, чтобы узнать, где он находится в данный момент. 

Сегодня его путь вел через Булонский лес и в конце концов привел его на станцию метро „Булонь — Понт–де–Сен–Клод”. Он стоял, ожидая поезда, платформа заполнялась. 

Он вспоминал Луизу в платье, как оно облегало ее фигуру. Она выглядела смущенной, но ее мысли поведали иное. Она знала, что хорошо выглядит в нем. 

Это было прошлым вечером. Сегодня утром он ее не видел и праздно раздумывал, может, она встретила кого–нибудь в опере и пошла домой с ним. Или, может, полицейский Люсьен в конце концов уговорил ее. 

Он обнаружил, что эти мысли не очень ему нравятся. Может, ему следовало пойти с ней. Но он не хотел выглядеть жалким старым волокитой. 

Конечно, он мог просто прочесть ее мысли и открыть, что она думает о нем. Но ему казалось, что по отношению к Луизе это как–то неправильно, неэтично. 

„Нет, — сказал он себе. — Дело не в этом. Ты просто боишься того, что найдешь. Что ты ей нравишься и она жалеет тебя, но ты не интересуешь ее как мужчина.” 

Он почувствовал внезапный гнев. Дух Байрона усмехнулся у него в голове. Что разозлило его еще больше — что, вероятно, это было правдой. 

Подошел поезд, но это был не его. Он стоял, хмурясь, подрастеряв свое хорошее настроение. 

И уловил, что кто–то наблюдает за ним, ощутил телепатическое прикосновение. 

Он быстро огляделся и выхватил лицо из толпы. Старое, бледное лицо, курносое, со слабым подбородком. Он узнал его очень скоро — у него всегда была хорошая память на лица. 

Телепат. Как его звали? Аскерн? Акерон? Акерман. Он работал в одном из исправительных лагерей... 

Человек отвернулся. Бестер предпринял легкое сканирование, недоступное, он знал, слабеньким телепатическим способностям Акермана. Бестер показался Акерману знакомым, но тот не опознал его. Борода очень изменила его. 

Бестер начал проталкиваться через толпу, но человек уже вошел в поезд. Когда Бестер добрался туда, двери захлопнулись. 

Акерман не узнал его, он был уверен. Не узнал. 

Он внезапно заметил, что у него дрожат руки.