Cover Легионы огня: армии Света и Тьмы
Оглавление

Глава 8

Сначала Гвинн не была уверена, туда ли она попала. 
Она прошла через Гехану — одно из самых мрачных мест на всей Приме Центавра, и, определенно, самый худший район столицы. Шла проворно, легко скрывая свое присутствие — сказывался навык. Не то чтобы она стала невидимой, просто любой, кто случайно бросал взгляд в ее сторону, не замечал ее. Взгляды прохожих соскальзывали с ее силуэта, не отмечая присутствия кого–либо в этом месте. 
Однако этот прием годился не на все случаи жизни. Она была уверена, потому что не сомневалась в своих способностях, что в этом районе города ее просто окружают тени, и заметила, что на ходу автоматически проверяет, какие тени там шевелятся. И это не было паранойей с ее стороны. Похоже, дракхи умели появляться из тьмы и исчезать обратно с такой же легкостью, как и их покинувшие галактику хозяева. Гвинн овладело весьма неприятное ощущение, что дракхи, вероятно, легко смогут ее обнаружить. 
Остановилась около дома с нужным адресом. Гвинн полагала, что найдет здесь Галена. Она прикоснулась к парадной двери рукой и, закрыв глаза, мысленно потянулась внутрь. Да, да, Гален, действительно, там. Она почувствовала магическую энергию, которая могла принадлежать только ему. 
Дверь, однако, была заперта. 
Это оставалось препятствием не больше секунды — столько времени ей потребовалось на то, чтобы прикоснуться к двери и требовательно произнести: 
— Откройся. 
Дверь немедленно повиновалась и распахнулась. Интересен факт, что эта дверь вовсе не была автоматической. Лишь трое из всех находящихся ныне на Приме Центавра могли открыть ее, просто отдав приказ. Гвинн была одной из них, второй находился внутри и, насколько ей было известно, третий тоже мог быть там. 
Так оно и оказалось. Когда дверь распахнулась, она увидела стоявшего прямо за ней Финиана, который поклонился ей, полы его плаща взлетели. Гвинн не стала лгать себе — пусть иногда он дико ее раздражал, сейчас она была рада видеть его. Прошедшие с момента смерти Кейна несколько месяцев были нелегкими для Финиана. Ведь они были давними друзьями, и Финиан до сих пор не смирился со смертью Кейна. Он был настолько подавлен случившимся, что начали уже поговаривать, способен ли он оставаться в их сообществе. В конце концов, к немалому удивлению Гвинн, за него заступился сам Гален. Гален никогда не работал вместе с Финианом, и, насколько ей было известно, за все время сказал ему не больше десяти слов. Однако Гален произнес настолько страстную речь в защиту Финиана, что старшие решили дать юному магу достаточное время для того, чтобы придти в себя. 
По всей видимости, ему это удалось. Хотя Гвинн, кажется, заметила скорбь в его глазах. 
— Где он? 
— Как насчет того, чтобы поздороваться, Гвинн? 
— Добрый вечер, Финиан. Где он? 
— Наверху. 
Гвинн последовала за Финианом вверх по узкой лестнице, скрипевшей под ногами. В воздухе чувствовался запах сырости, где–то явно что–то протекало. Она также слышала, как внутри стен что–то грызут черви. Вряд ли бы она сняла такую дачу. 
На верхней площадке ей пришлось сначала слегка пригнуться, чтобы не удариться о притолоку, потом перешагнуть через лужу на полу, и, наконец, они с Финианом очутились в небольшой комнате, где сидел Гален. Прямо перед ним в воздухе висел голографический дисплей, на котором постоянно менялось изображение. Гвинн хватило всего пара секунд, чтобы догадаться — она видит картины, передаваемые неким удаленным устройством. На ладони Галена лежал маленький черный предмет, мягко светящийся в полутьме. Она тотчас признала в нем записывающее устройство. Оно записывало все, что показывал дисплей. 
— Он уже внутри? — спросила она. 
Гален кивнул. 
— Пока дела идут нормально. Но все еще только начинается. 
— До тех пор, пока его не застукают. Тогда все будет кончено в мгновение ока, — заметил Финиан. 
— Он знал, на что идет, — ответила Гвинн. 
Финиан прищурился. 
— И что с того? По–твоему выходит, нам можно не беспокоиться? Скажи мне, Гвинн, как тебе удается оставаться такой хладнокровной? 
Гвинн вспыхнула, но изо всех сил постаралась взять себя в руки. 
— Послушай, Финиан... 
— Будет лучше, — резко прервал их Гален, — если вы оба помолчите. 
Он всматривался в голографическое изображение. 
— Вир... пока пусто. Но продолжайте. Если я замечу что–то, требующее подробного изучения, то объясню вам, что делать. Понятно? 
Голограмма дернулась вниз–вверх. Очевидно, Вир кивнул. 
На мгновение все замолчали, а потом Гвинн тихо произнесла: 
— Действительно, отважный малый. 
— Он просто делает то, что приходится делать, — ответил Гален. — Ни больше, ни меньше. 
— Как и все мы. Кстати, к месту пришлось, как там обстоят дела на „Экскалибуре”? Капитан... опять запамятовала его имя? 
— Гидеон. 
— Ему известно, где вы пропадаете во время своих отлучек? 
— Нет. Но, полагаю, это его вообще не интересует. Если принять во внимание ситуацию на Земле, его волнуют проблемы, намного более важные, нежели мое местонахождение. 
Они снова некоторое время помолчали, наблюдая за постоянными изменениями голограммы. Потом она вдруг застыла. Вир замер на месте. Гален наклонился вперед и настойчиво произнес: 
— Вир Котто. Вы меня слышите? С вами все в порядке? 
Ответа не было. 
— Вир, — снова повторил Гален, на этот раз чуть более нервно, — Вир, вы... 
Внезапно изображение снова зашевелилось, принялось раскачиваться из стороны в сторону, как будто Вира трясло крупной дрожью. Потом изображение выровнялось, его движение вперед возобновилось, значит, Вир пошел дальше. 
Впервые за все это время Гален позволил себе показать, насколько он напряжен. Откинулся назад и испустил долгий вздох, потом снова собрался и вернулся к наблюдению за изображением, со стороны он казался бесчувственной статуей. 
— Как вы думаете, кто–нибудь подозревает, чем там занимается Вир? Что он способен сделать?— так тихо, что с трудом сама себя расслышала, спросила Гвинн. 
— Если заподозрят, — медленно ответил Гален, — то он, вероятнее всего, умрет. 
— А ему об этом известно? — спросил Финиан. 
Гален спокойно взглянул на него. 
— Будем надеяться, что нет. 
И тут Гален дернулся, как от удара током, сел прямо. 
— Вир! — резко окликнул он. — Не ходите в эту комнату! Там что–то... нечто ужасно опасное! 
Но голограмма снова зашевелилась. Вир не выполнил указаний Галена; напротив, он двинулся прямо к той самой комнате, куда Гален только что запретил ему входить. 
— Он меня не слышит, — произнес Гален. 
— Они знают. Вероятно, они его засекли, — сказал Финиан. — И мы никак не можем спасти его. 

Гвинн еще не успела добраться до цели своего путешествия, а Вир уже был во дворце. Там все осталось так, как он помнил: шум, многолюдье, деловая суета. В Большом зале собралось много народу. Похоже, Дурла и его приспешники устроили по какому–то поводу вечеринку. 
Виру стало не по себе, когда он присмотрелся и понял, что не видит ни одного знакомого лица. Лорды Тила и Суркел, министр Даков, главный советник Суласса... даже старый Моркел — все они исчезли, причем, Моркел ушел навсегда. А ведь он сумел выжить даже при императоре Картажье, что было весьма нелегким делом. Теперь все они исчезли, все до единого, а их место заняли другие, по всей видимости, хорошо знавшие друг друга и, без сомнения, водящие дружбу с Дурлой. 
Дурла, в свою очередь, был весьма заинтересован в том, чтобы Вир и Мэриел не скучали. Он лично представлял им новых придворных одного за другим: министров, советников, всевозможных Первых Кандидатов, и Вир с Мэриел просто не успевали запомнить все эти имена и лица. Они слились для них в бесконечную вереницу. Вир знал, что ему никогда их не вспомнить, какое имя соответствует какому лицу. 
Мэриел, по–прежнему, была очаровательна. Казалось, клеймо бывшей, отвергнутой жены императора было стерто, во многом благодаря тому, что министр Дурла делал все, что только мог, чтобы Вир с Мэриел веселились наравне с остальными. Вир подумал, что Дурла просто из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление на Мэриел, показать себя весьма могущественным и уважаемым лицом. 
Вир быстро понял, что сбежать от всей этой суеты, творившейся вокруг них с самого прибытия, будет нелегко. Когда они получили приглашение с Примы Центавра, в котором говорилось, что император хочет отбросить все „разногласия” и готов принять Вира с распростертыми объятиями, Вир воспринял новость двойственно. С одной стороны, он обрадовался, потому что мог вернуться на родную планету, к которой питал столько нежных чувств. Приглашение также означало то, что теперь он сможет сделать все, как обещал Галену. И сам, своими глазами посмотрит, насколько велико влияние Теней на Приме Центавра, если оно там вообще есть. Что–то там, он знал, определенно, есть. Все–таки, Лондо разозлился на него потому, что он всего лишь назвал одно–единственное имя — Шив'кала. Очевидно, это имя было связано с чем–то настольно темным и ужасным, что Лондо не хотел о нем распространяться. Одного этого было достаточно для Вира, чтобы принять версию магов о том, что по Приме Центавра бродит нечто ужасное. 
Лондо все не появился, и Вир начал гадать, придет ли он сюда вообще. Все–таки, несмотря на глубокую уверенность в том, что вся история с его возвращением была умело срежиссирована Лондо, доказательств тому он не имел. Жизнь научила Вира одному — ему не дано знать, что в конкретный момент на уме у Лондо. Уже давно Лондо, в какой–то степени, стал чужим ему. Хотя, частенько Вир видел в нем проблески того прежнего Лондо Моллари, которого когда–то знал, но лишь проблески. Как будто он был маяком в темноте, который вспыхивал лишь на краткие мгновения, а потом снова скрывался за завесой тьмы. 
— Вы — Вир Котто? 
Он обернулся и увидел типа, которого часто видел на экране, но еще ни разу не сталкивался с ним лично. 
— Министр Валлко... да... хм... это так. Я — Вир Котто. 
Министр духовности окинул его с головы до пят долгим взглядом. Он был почти на голову ниже Вира, и Вир не мог понять, откуда у него взялось впечатление, будто этот министр возвышается над ним. 
— Очень приятно, — наконец, произнес он. 
— Я тоже рад встрече с вами. Мне довелось увидеть несколько ваших собраний. Полагаю, это были проповеди. Ваши речи были очень убедительными. Вы — великолепный оратор. 
Валлко слегка поклонился, не отводя пронизывающего взгляда от Вира. 
— Я — всего лишь орудие Великого Создателя. Своими скромными способностями я обязан ему. 
Что там сказал ему Гален около месяца тому назад? Вроде заявил, что Вир казался ему более милым, когда заикался. За прошедшее с того дня время Вир понял: все остальные, скорее всего, согласятся с Галеном. В последние годы он начал замечать, что стал думать быстрее, а мысли стали более ясными. Так что, если бы он захотел, то, без труда, сумел бы придать своему лицу выражение утонченности и уверенности в себе. Но тогда его начнут опасаться. Так не лучше ли вести себя так, чтобы в глазах окружающих казаться мямлей? Пусть лучше недооценят, чем переоценят. 
Поэтому сейчас, обращаясь к Валлко, он намеренно начал запинаться. 
— Это очень... м–м–м... скромно... — произнес Вир. — Так самокритично и, ну... все такое. 
— Благодарю вас, — снова ответил Валлко, и Вир смог заметить, как тот оценивает, будто процеживает его, своим холодным взглядом. — Это помогает нам понять, что мы все думаем об одном. Все мы должны приносить наибольшую пользу Приме Центавра. 
— Несомненно, — сказал Вир, изо всех сил закивав. 
— А что, по–вашему, наиболее полезно для Примы Центавра? 
Вир перестал кивать. Он заметил, что пара министров прекратила бесцельно слоняться по зале и целенаправленно приблизилась, прислушиваясь к разговору. 
— Я? 
— Да. Вы. 
Вир почувствовал, что его заманивают в ловушку. Он рассмеялся, а потом грустно улыбнулся. 
— По–моему, наиболее полезным для Примы Центавра будет то, что считает таковым Великий Создатель. Полагаю, что вам с этим согласитесь. А я... я не... знаете, есть другие, кто намного более, ну... понимаете, как бы сказать,... квалифицирован... чтобы решать подобные вопросы. Так что я буду счастлив послушать их совета. Ваших. И подобных вам. Вы как думаете, что интересует Великого Создателя? Он, ну, знаете... прямо говорит с вами, так, между прочим? Ну, в виде гласа свыше... или он... ну, не знаю... пишет вам?... Ну, черкнет пару строчек. Мне бы очень хотелось знать, как это бывает, — и он посмотрел на Валлко с неприкрытым любопытством, вероятно, ожидая услышать весьма интересный ответ. 
Валлко мягко рассмеялся, как будто услышал нечто очень забавное. 
— Я не настолько свят, чтобы непосредственно общаться с Великим Создателем. Я получаю свои знания от тех, с кем он говорил. От мудрейших из нас. И еще... ощущения, — явно неохотно признал он. — Я чувствую, что Великий Создатель желает своему народу, и передаю последователям. 
— У вас много последователей, — восхищенно заметил Вир. 
— Это последователи Великого Создателя. А я — всего лишь его покорный слуга. 
— Что ж, это... очень мило, — сказал Вир, видимо, не находя нужных слов. Он замер на месте, демонстрируя, что ему больше нечего сказать. 
Валлко снова смерил его взглядом, потом хмыкнул, явно показывая Виру, что он свободен. Потом слегка наклонил голову и ушел, увлекая за собой свою разношерстную свиту, оставив Вира наедине с собой. 
Вир заметил в углу Сенну, окруженную Первыми Кандидатами. Он узнал в одном из них Трока, которого видел во время предыдущих визитов на Приму Центавра. Парень вырос, как минимум, на полфута и выглядел еще более зловещим, чем в тот день, когда Вир увидел его впервые. Также он явно уделял много внимания Сенне, которая кокетничала с несколькими кандидатами. Она бросила быстрый взгляд в сторону Вира, и ему показалось, что ей хочется ускользнуть, но она не знает, как это сделать. Сенна едва заметно пожала плечами, и снова переключилась на Трока, который бормотал что–то, чего Вир разобрать никак не мог. Трок отвлекся от Сенны лишь однажды, когда мимо них проплыла Мэриел. Она явно не обратила на его никакого внимания, но он при виде ее на мгновение выпучил глаза, правда, быстро собрался и снова принялся очаровывать Сенну. 
— Вам больше не представится такого шанса. 
Вир едва не подскочил, услышав голос в своей голове. Он совсем забыл, что запихнул в ухо подслушивающее устройство. Теперь из него раздавался громкий, ясный голос Галена. Конечно, он был прав. Императора нигде не видно, никто из гостей явно не обращает на него внимания. Если он собирался прочесать дворец, то сейчас для этого самое подходящее время. 
— Ладно, — промычал Вир, вспомнив, что у него нет обратной связи. Проверил и убедился, что крошечный треугольник записывающего устройства на своем месте — спрятан под камзолом. Затем, стараясь выглядеть естественно, прогулочным шагом покинул Большой зал. 
Вир бесцельно бродил по коридорам дворца, стараясь выглядеть непринужденно. Мурлыкал себе под нос любимую мелодию, хотя и подозревал, что безбожно фальшивит. Заходил в каждую комнату, будто устроил себе экскурсию. Время от времени в его голове раздавался голос Галена. 
— Вир... пока пусто. Но продолжайте. Если я замечу что–то, требующее подробного изучения, то объясню вам, что делать. Понятно? 
В знак согласия Вир поклонился, поклон ничем не хуже кивка головой, и двинулся дальше. 
Он забрался в ту часть дворца, где раньше не бывал. Вдруг он услышал звучный топот твердых и четких шагов. Гвардейцы. Никто не говорил ему, что сюда заходить нельзя,... но никто и не говорил, что можно. 
Вир нервно огляделся, увидел справа от себя большую статую. Картажье. При виде императора, которого он когда–то убил, его сердца затрепетали. Статуя буквально излучала могущество, и до боли походила на оригинал. Мастерски изваяна. Скульптор так искусно передал его сумасшедшую ухмылку, что, казалось, статуя вот–вот оживет. Но кто–то обезобразил ее. Поперек груди императора были начерканы какие–то слова. По крайней мере, Вир решил, что видит слова. Он их прочитал, но смысл остался для него загадкой. 
„Sic semper tyrannis”. 
Шаги приближались. Вир попятился и спрятался за статую, пытаясь стать еще худее, чем был. Мозг отчаянно работал, пытаясь придумать подходящую легенду. Если его обнаружат, он скажет, что рассматривал статую сзади, чтобы выяснить, были ли на ней еще какие–нибудь повреждения. 
Они вывернули из–за угла. Два Первых Кандидата. Он мог отлично рассмотреть их из своего убежища. 
Их лица показались Виру удивительно вялыми. Парни выглядели неестественно, будто мысленно витали где–то далеко. Потом, прямо на глазах изумленно наблюдавшего Вира... выражение их лиц странным образом изменилось: по ним будто рябь пробежала, а потом кандидаты замедлили шаг и уставились друг на друга так, будто впервые увиделись. Огляделись. Сейчас они выглядели слегка озадаченными, словно не понимали, как здесь очутились. Потом один пожал плечами, второй повторил его жест, и кандидаты продолжили свой путь. Они были настолько поглощены своими ощущениями, сбиты с толку, что ни один из них даже не взглянул в сторону Вира. Вир не имел представления, с чем ему довелось столкнуться. 
Он снова выглянул в коридор. Вир не понимал, с чего бы это, но вдруг почувствовал холод. Просто воображение разыгралось, но... он действительно чувствовал озноб. Хотя не понимал, почему... 
Почему именно... 
Почему... 
Следующей его связной мыслью было осознание того, что он снова слышит голос в своей голове: 
— Вир Котто. Вы меня слышите? С вами все в порядке? 
Сначала Вир ничего не ответил. Как будто ему пришлось напоминать телу, как следует исполнять команды мозга. Что–то полностью выключило его. 
— Вир, — голос Галена прозвучал более встревожено, чем раньше. „Как мило, что он беспокоится”, — невесело подумал Вир. — Вир, вы... 
Он по–прежнему не двигался, потребовалось невероятное усилие, чтобы толкнуть тело вперед. Ноги налились тяжестью, но с каждым шагом было все легче. Вскоре Вир уже шел вперед — если не уверенно, то, по крайней мере, достаточно свободно. 
Он не был уверен в том, не было ли это опять игрой воображения, но ему показалось, что с каждым шагом здесь становится темнее. Да что же происходит с родным миром, а? Он будто проваливался в блуждающую черную дыру. 
Слева от него располагалась комната. Заглянул туда. Пусто. Потом заглянул в комнату справа. Тоже пусто. Хотя с каждым шагом ему становилось все труднее сосредотачиваться. До него с опозданием дошло, что двое юных кандидатов вышли из другого коридора, пересекающего этот под прямым углом, а вовсе не отсюда. Эта часть дворца была для него „терра инкогнита”. 
Каждая клеточка мозга Вира кричала, что ему пора уносить отсюда ноги. Но он подозревал, что больше у него не будет такой идеальной возможности побывать здесь. И он продолжал шагать вперед, надеясь, что сможет разобраться во всем этом — чем бы загадочное „это” ни оказалось. Неожиданно он пожалел о том, что безоружен. Н–да, это было бы весьма интересно, особенно, учитывая тот факт, что он никогда раньше не держал оружия в руках. 
И тут он заметил, что уже некоторое время не слышит Галена. Возможно, техномагу просто нечего было сказать. 
А потом он увидел дверь. 
Он едва ее не пропустил, что само по себе было удивительно. Особенно, если учесть, что в этой части дворца ничего интересного ему до сих пор не встречалось. А тут большая, двустворчататая дверь, покрытая по краям причудливым узором. Казалось, она светилась красноватым светом, хотя Вир не был уверен, светилась ли сама дверь, или же это была странная игра света. 
В течение долгой секунды он рассматривал ее, ожидая какого–нибудь ответа от Галена. 
Ответа не было. 
Тогда, выходит, здесь вполне безопасно. Или Гален хочет, чтобы он вошел внутрь и выяснил, что там находится. 
Вир снова, в который раз, заколебался. Конечно, он вполне может направиться в обратную сторону. Но к сегодняшнему дню он прошел через такое, что глупо было бояться такой тривиальной вещи, как дверь. К тому же... ведь он — непобедимый... 
Но все же... даже непобедимому не следует пренебрегать разумной осторожностью. 
Вир прислонился ухом к двери и прислушался. 
Дверь оказалась ледяной. 
Он мгновенно отдернул голову, испугавшись, что может примерзнуть к ней. К счастью, дверь оказалась не настолько холодной, чтобы его ухо осталось на ней, но все равно, ощущение было весьма неприятным. 
— Что же здесь творится? — вслух подумал он. 
Дверь была старая, с резной ручкой. Она не скользила в сторону и не закрывалась автоматически, подобно большинству дверей в более новых частях дворца. Виру показалось, будто он очутился в ином времени. 
Он решительно схватился за ручку. 
За всю свою жизнь Вир не был так близок к смерти, как в этот миг. 

Гален не поддался панике. Ни на мгновение. Но он мгновенно повернулся к Гвинн с Финианом и произнес: 
— Мы должны пробиться к нему. Остановить его. 
— Если мы вмешаемся, дракхи поймут, что мы здесь, — ровным голосом сказала Гвинн. — Они сумели засечь нас на Базе Теней, на незнакомой им территории. А здесь у них было несколько лет, чтобы напичкать дворец всеми мыслимыми датчиками. Они моментально засекут наше присутствие. 
— Но мы должны сделать хоть что–нибудь! Взгляните! — сказал Финиан, указывая на голограмму, по–прежнему, плавающую в воздухе перед ними. 
На переднем плане мерцали очертания двери. А за ней явно проглядывал характерный силуэт — дракх. Позади дракха скрывалось что–то еще: огромное, темное, пульсирующее, и Гвинн представить себе не могла, что это такое. Но она знала наверняка — это будет последним, что увидит Вир в своей жизни, если войдет туда. По позе дракха было ясно, что он бросится на несчастного центаврианина, как только тот шагнет внутрь. Видимо, дракх не мог просто запереть эту дверь, дабы предотвратить нежелательное вторжение. Но любой, кто окажется настолько любопытным, чтобы сюда войти, будет уничтожен этим дракхом. 
— У нас нет времени. Против нас у них есть варды, — ответил Гален. 
— Что? — слова Галена поразили Гвинн. — Они, на самом деле, вырастили вардов? 
Но Гален не ответил ей. Он резко подался вперед, едва не упершись в голограмму, будто пытался прорваться к Виру единственно усилием воли. Он увидел, как рука Вира появилась в голограмме, потянулась к дверной ручке. 
— Вир! — закричал он. — Вир, отойдите от нее! Не входите туда! Вы слышите меня, Вир? Вир! Вир! 

Вир! 
Вир застыл на месте, внезапно услышав голос, который будто взорвался в его голове. Он обернулся и удивленно заморгал, как сова ярким, солнечным днем. 
— Лондо? 
В дальнем конце коридора стоял, собственной персоной, император великой Республики Центавр, и Вир понятия не имел, что у того на уме. Придет ли он в ярость оттого, что застал Вира в этой части дворца? Или станет читать нравоучения, укоряя за связь с Мэриел? Или потребует ответа, как Вир посмел ступить на землю Примы Центавра, когда ему было ясно указано покинуть родной мир навсегда? 
Лондо медленно, слегка пошатываясь, приблизился к нему. Вир сначала решил, что тот пьян, но потом отмел это предположение. Затем до него дошло: Лондо запыхался. Как будто он бежал из другого конца дворца, чтобы остановить Вира до того, как... 
...до того, как... что? 
Виру захотелось оглянуться на дверь, но что–то его остановило. Он не знал, почему, но ему не хотелось, чтобы Лондо догадался о том, что он едва туда не вошел. Но, возможно... возможно, Лондо об этом уже знал. Трудно сказать. Теперь ни в чем нельзя быть уверенным. 
Лондо медленно, размеренно шел к нему, и Вир напрягся, не зная, чего ждать дальше. А потом вдруг мелкими, торопливыми шажками одолел остававшееся между ними расстояние, развел руки и с такой силой сжал Вира в объятиях, что тому показалось, будто его ребра вот–вот сломаются. 
— Рад тебя видеть, — прошептал он. — Это так здорово. 
Потом отступил на шаг и крепко взял его за плечи. 
— Ты, — решительно сказал он, — всегда должен быть со мной. Ведь именно так должно быть между нами, да? 
— Ну, я больше в этом не уверен, Лондо, — медленно произнес Вир. 
— Не уверен? Почему? 
Лондо крепко вцепился в плечо Вира и потащил по коридору, прочь от этой двери. У Вира не оставалось иного выхода, кроме как последовать за ним. 
— Ну, — взвешенно произнес Вир, — в последний раз, когда мы виделись, вы сказали мне о том, что у нас теперь разные пути, и что нам нужно держаться друг от друга подальше. А перед этим ударили меня, потому что я произнес... — он почувствовал, что пальцы Лондо так крепко стиснули его плечо, что, еще чуть нажать — и его рука выскочит из сустава, — ...потому что я произнес нечто такое, чего никогда больше не должен произносить. 
Хватка на его плече слегка ослабла. 
— Это действительно так, — сказал Лондо. — Но то было в прошлом году, Вир. Все изменилось. 
— Что изменилось, Лондо? 
— Неужели ты не заметил? Полагаю, у тебя было достаточно времени здесь для того, чтобы присмотреться. Все эти встречи и приемы, различные министры и политические лидеры Примы Центавра. Несомненно, ты сделал какие–то выводы о них, а? 
— Ну... — Вир замялся, — Если не брать в расчет то, что я никого из них не знаю... 
— А... Я бы не придавал этому значения, Вир. Здесь все равно не осталось ни одного знакомого лица, Вир. А те, кто здесь... они, кажется, смотрят сквозь меня, будто меня не существует в природе. Ты ведь знаешь правила, Вир? Когда люди начинают смотреть на тебя так, будто ты — пустое место... знаешь, что происходит потом? 
— Вы... исчезаете? 
— Вот это, — вздохнул Лондо, — к сожалению, абсолютно верно. Я не прошу тебя торчать здесь постоянно, Вир. 
Он остановился, повернулся к нему лицом, продолжая держать его за плечи, прямо, как добрый дядюшка. 
— Но твой последний визит оказался настолько неудачным, настолько бурным... Просто мне хочется, чтобы ты чувствовал себя здесь совершенно свободно. Ты можешь приезжать и уезжать, когда вздумается. Ты не будешь здесь чужим. 
— В таком случае, почему вы не взяли и просто не пригласили меня сюда? К чему все эти увертки? 
— Увертки? — Лондо приподнял бровь. — Не уверен, что понял, о чем это ты? 
Его голос прозвучал так, будто он хотел предупредить Вира, и тот сразу понял, что напортачил. Хотя не был уверен, в чем, или как. Здесь, кроме них, никого не было. По крайней мере, так Виру казалось. Лондо даже не сопровождал эскорт гвардейцев. Тогда почему надо следить за каждым словом? И все же... откуда Вир мог знать наверняка, что они одни? Допустим, здесь повсюду могут находиться жучки. Почему нет? В конце концов, на нем самом был жучок, который прямо сейчас передавал их разговор Галену. 
Так что, если он углубится в подробности, то какая–нибудь крохотная толика информации, которую сообщит ему Лондо, может свести на нет все его усилия, потому что попадет к тем, кто сейчас внимает каждому их слову. 
Вир едва заметно мигнул. Для Лондо этого было достаточно — он понял, что до Вира дошло. Но вслух Вир спокойно произнес: 
— Полагаю ... „увертки” — не совсем подходящее слово. Думаю, что я хотел спросить: почему вы просто не объявили о своем желании? 
Лондо чуть заметно кивнул в знак одобрения. 
Не произнося ни слова, они, тем не менее, сказали друг другу все. Все остальное пошло бы на пользу лишь тем, кто их подслушивает. 
— Мне нелегко говорить об этом, — ответил Лондо. — В те дни пришлось принимать много непростых решений. Какой бы неограниченной властью я ни обладал, вокруг всегда полно тех, с чьми взглядами приходится считаться. 
— Например, Дурла, — глухо заметил Вир. 
Лондо едва заметно кивнул. 
— Дурла — министр безопасности. А ты, Вир, кажется, водил дружбу с Тимов. И мы оба знаем, что с ней произошло. 
— Но это... 
Лондо не дал ему договорить. 
— И, не будем забывать, что ты живешь на Вавилоне 5. 
Вир не понял, куда клонит Лондо. 
— Что? 
— Значит, ты проводишь много времени в контакте с членами Альянса. В конце концов, их на Вавилоне 5 хоть пруд пруди. Думаю — это всего лишь мои личные домыслы, имей в виду, — что Дурла не вполне уверен, кому ты на самом деле предан. 
— Я предан? — Вир горько засмеялся. — Лондо, на Вавилоне 5 на меня смотрят с подозрением лишь потому, что я — центаврианин. Если бы их не очаровала Мэриел, то никто не стал бы даже говорить со мной. Да и теперь, когда они разговаривают со мной, я знаю, что они, все равно, не доверяют мне. Возможно, нужно сказать Дурле об этом... 
— О, да–а–а. Тебе придется сказать ему об этом, — не скрывая сарказма, сказал Лондо. — Ты пойдешь прямиком к Дурле и скажешь ему о том, что посол Центавра на Вавилоне 5 не пользуется ни доверием, ни уважением. Это, несомненно, поднимет твой статус при дворе. 
Он знал, что Лондо прав, но все еще не был уверен в том, куда тот клонит. 
— Так... что вы предлагаете? 
— Ты здесь, Вир. И в данный момент... этого достаточно. Дурла, кажется, не против терпеть твое присутствие здесь, и, этого должно хватить для того, чтобы ситуация оставалась стабильной некоторое время. Насколько я понял, Мэриел сотворила здесь такое же чудо, что и на станции. Как видишь, у нас теперь новый двор. И для этих новичков — придворных ее пожизненное клеймо, печать бывшей жены Лондо Моллари, не так важно. И нас это не должно удивлять, Вир. 
— Не должно... 
— Нет. Потому что, понимаешь, центавриане не уважают историю. Люди говорят: „Тот, кто не помнит своей истории, обречен повторить ее”. Знаешь, — и он хихикнул, — для отсталой расы эти земляне слишком много знают. 
— Так это их слова написаны на статуе Картажье? 
Они как раз прошли мимо нее, и Лондо быстро оглянулся, хотя статуя уже пропала из их поля зрения. Мгновение он озадаченно хмурился, а потом вспомнил и улыбнулся, оскалив зубы. 
— Ах, да. Слова людей. Это я их написал. 
— Вы? — Вир не смог сдержать удивления. — Это написали вы? 
— Да. Это написал я в честь твоего... в качестве нашего своеобразного ответа земному президенту Аврааму Линкольну. О, не делай таких невинных глаз, Вир. Неужели ты думал, что я не узнаю? Да, ты помогал нарнам. Или ты думаешь, что у меня нет осведомителей? — он прищелкнул языком. — Должно быть, ты считаешь меня самым величайшим идиотом на Приме Центавра? 
— О, нет, Лондо! — возразил Вир. — Это вовсе не так! 
— Ладно. Ладно, — ответил Лондо. — По всей вероятности, это вполне подходящая надпись. Ведь Картажье пал от твоей руки. И часть тебя... — его голос смягчился, — какая–то часть тебя тоже тогда умерла. Ведь так? 
— Да, — тихо ответил Вир. 
— В общем... когда умер Авраам Линкольн, его убийца крикнул: „Sic semper tyrannnis”. Это латынь, древний язык землян. В переводе означает: „Так всегда бывает с тиранами!” Каждого тирана обычно ожидает безрадостный конец. Эти слова касаются нас обоих. Меня... и тебя... когда ты, в конце концов, станешь императором. 
— Пророчество, — вздохнул Вир. — Иногда я думаю, стоит ли в него верить. А иногда я думаю, стоит ли вообще во что–либо верить. 
— Я давным–давно перестал об этом думать. 
— И к какому же ответу вы пришли? 
— Не верить ни во что, — ответил Лондо. — Но все принимать. 
Вир горько засмеялся. 
— И, если вы так поступаете,... то что? Проживете дольше? 
— О, Великий Создатель! Надеюсь, что нет, — вздохнул Лондо. — Но тогда время, которое ты проведешь в этом мире, будет намного более терпимым. 

Министр Кастиг Лион проложил себе дорогу сквозь толпу придворных и остановился около Мэриел. Она была по уши увлечена беседой с несколькими из них, когда он дотронулся до ее руки и произнес: 
— Леди Мэриел... не уделите ли мне минуту вашего драгоценного времени? 
— Вам, министр? — она одарила его такой обворожительной улыбкой, которая могла бы заставить большинство простых смертных пасть к ее ногам. — Вам я готова уделить целых две. 
Она взяла его под руку, и они покинули это сборище. Кастиг Лион, вежливо, но твердо направлял ее. Так они прошли в его кабинет, располагавшийся в другом крыле дворца. Из–за высоченного роста ему приходилось то и дело нагибаться, но он умудрялся делать все, что необходимо и при этом не выглядеть глупо. Как только двери кабинета захлопнулись за ними, он повернулся к ней лицом, которое было мрачным, как туча. 
— Может, вы объясните мне, миледи, — отрывисто пролаял он, — что за игру вы ведете? 
— Игру? — она выглядела искренне озадаченной. — Я вас не понимаю, министр. 
— Предполагалось, что вы, леди Мэриел, — и он ткнул пальцем в ее сторону, — будете работать на наше ведомство. Предполагалось также, что вы будете докладывать мне. Но вместо этого, — он саркастически усмехнулся, — вы, кажется, все свое время проводите под послом Котто. 
Но Мэриел ни капельки не смутилась. 
— Вы намекаете на то, что я не выполняю свою работу, министр? 
— Нет, я не намекаю. Я прямо заявляю вам об этом. Количество поставляемой вами информации о Межзвездном Альянсе заметно сократилось. Неужели мне придется напомнить вам, миледи, о том, что наше ведомство обеспечивает вам приемлемый уровень благосостояния? Вам следует хорошенько запомнить это, если только вы не думаете, что удачливости посла Котто хватит на то, чтобы содержать вас? 
— Вир вовсе не богач, министр. Более того, я возмущена... 
— А я возмущен той игрой, которую вы ведете, леди Мэриел, — прямо высказал ей Лион. — Котто по плану был просто прикрытием, плацдармом на крайний случай. Кажется, вы об этом забыли и чрезмерно увлеклись им. Это неприемлемо. 
— Сердцу женщины не прикажешь, министр. Теперь моя очередь напоминать вам. 
— А моя очередь напомнить вам, миледи, что Вир Котто... 
— Это — не тема для обсуждения, министр. Это — один из аспектов моей личной жизни. 
— Вы не можете позволить себе такую роскошь, как личную жизнь, миледи, — вернул удар Лион. 
— До тех пор, пока я работаю на вас. 
— Верно. 
— Очень хорошо, — сказала она, слегка пожав плечами. — Тогда я подаю в отставку, причем немедленно. 
— Это не так просто сделать, миледи, — произнес Лион. 
— Для меня. 
— Нет. Для кого угодно, — его голос стал более тихим и, что страшнее всего, более дружелюбным. — Вы — шпион, леди Мэриел. Ваши знакомые не обрадуются, узнав о том, что их тайны попадали в этот кабинет. Уверяю вас со всей серьезностью, что, даже без всякой связи с нашим ведомством, некоторые из них заподозрят вас в утечке информации. 
Мэриел посмотрела на него, стиснув зубы. 
— Вы не посмеете. 
— Еще как посмею. Скажите мне, миледи,... сколько, как вы думаете, вам удастся протянуть после этого, а? Вам и вашему любовнику, Виру Котто? Не думаю, что долго. 
Она надолго замолчала. 
— Что вы хотите? — наконец, спросила она. 
— Меня очень мало интересует то, как вы проводите свое свободное время, миледи. Но я хочу, чтобы вы больше времени уделяли мне. Я хочу, чтобы все было, как раньше. Если этого не будет, — и он улыбнулся, — то не будет ничего. И вас тоже. Вам ясно... леди Мэриел? 
— Абсолютно, — ее мрачное лицо ярко контрастировало с лицом Лиона. 
— Вот и отлично. Можете развлекаться дальше. Надеюсь, что я скоро услышу от вас... о чем–нибудь другом. 
И он расхохотался, чем окончательно вывел Мэриел из себя, и она поклялась себе, что он, при малейшей возможности, поплатится за свое высокомерие. 

Последнее обновление: 27 декабря 2009 года © 2000 Dell Books
Перевод © 2003–2008 Екатерина Гинина, Наталья Семенова.
Оформление © 2009 Beyond Babylon 5,
публикуется с разрешения переводчиков.

Предыдущая главаСледующая глава