Ли и Кевин нашли Блад сидящей на скамье рядом с детской площадкой. Визжащие дети вертелись, карабкались, прыгали, махали и бегали по ярко раскрашенному лабиринту. 

— Доброе утро, Деза, — окликнул ее Ли, когда они подошли поближе. 

— Доброе утро, сенатор. Чем могу помочь? 

— Думаю, нам нужно поговорить. 

Она кивнула, ее темные глаза ожидающе смотрели на Кевина. Ли понял намек. 

— Кевин Вацит, это Деза Александер, главный оперативник Агентства по метасенсорному регулированию. 

— Мы встречались, — сказал Кевин, выступая вперед. 

— Вы кажетесь мне знакомым, — ее слова прозвучали как вызов. 

— Вы были в Хьюстоне в прошлом году — на слушаниях по делу Рихтера. 

— А, да, конечно. Плохой случай. 

Ли прокашлялся и сменил тему разговора: 

— Слушания начинаются завтра. Думаю, нам нужен план игры. Что у нас есть об этом парне? 

— Таких чистеньких просто не бывает. 

— Да уж, проблема в том, что мы не можем провести глубинное сканирование. Рядом с ним тэпы. 

— Тогда все будет еще проще... 

— Это не наши тэпы, сенатор. 

Лицо Ли окаменело. 

— А–а... 

— Да. Но даже без них он почувствует глубинное сканирование. Я не политик, но думаю, раз несанкционированное сканирование незаконно, сейчас это не лучший из наших ходов. 

— Семья? Друзья? 

— Ничего, что можно использовать. Этот парень — стопроцентный трудоголик, Ли. Напоминает мне одного знакомого. — Она махнула пальцем в сторону Ли, а потом задумчиво прикоснулась им к подбородку. — Конечно, возможны и более экстремальные решения. 

Ли покачал головой. 

— Нет. Слишком высокий уровень. Если Лей вывихнет палец или пропадет, в глазах общественности это лишь докажет, что он раскопал нечто. В любом случае, Лей — лишь верхушка айсберга, в Сенате против меня меньшинство, но значительное, и вывод Лея из игры проблемы не решит. Так что нам нужно найти прикрытие для себя. Похоже, это будет сложнее. — Он сделал паузу. — По его словам, у него есть доказательства, что ты убила копа из вокзального отделения в Праге. Такое возможно? 

Деза с легкой улыбкой на губах подняла глаза на Кроуфорда. 

— Сенатор, вы спрашиваете меня, виновна ли я? 

— Дьявол, вовсе нет. Мне не важно, и я не хочу об этом знать. Если у них есть тэпы, то они смогут вытащить это из меня. Я просто хочу знать, могут ли они получить доказательства против тебя. 

Она пожала плечами. 

— Все возможно. Но я очень сильно в этом сомневаюсь. 

На лице Ли появилось кислое выражение. 

— Возможно, они блефуют, чтобы мы сделали какую–нибудь глупость. Все остальное прикрыли? 

Она сложила руки на груди. 

— Если мы должны выглядеть законопослушными — да. 

— Я имею в виду иное, и ты знаешь об этом. — Он повернулся к Кевину. — А ты знаешь, что я имею в виду? 

Кевин неосознанно засунул руки в карманы. 

— Я представляю это так, — начал он. — Последние пятнадцать лет все рассуждали совершенно иначе. Людям хотелось, чтобы тэпов контролировали, и они это получили. Но времена изменились — уже более десяти лет тэпы стали легитимной частью бизнеса и судебной системы. Появились симпатизирующие им. И если начистоту, госпожа Александер, ваши подчиненные не всегда вели себя сдержанно, как следовало бы. 

— В самую точку, сынок, — проворчал Ли. 

— Послушайте, — сказала Деза ровным угрожающим голосом, — в течение пятнадцати лет, сенатор, мои люди и я спасали вашу шкуру. Если начали интересоваться тем, почему Меншиков замолчал и незаметно ушел в отставку, почему у Карла Дресслера произошел нервный срыв, почему Мухаммед Ифрикия загадочно исчез с лица Земли, — то в этом вы вините мою несдержанность? Даже и не сомневайтесь, что мы оба повязаны в этом. Навсегда. — Она остановила свой взгляд на Кевине. — А ты, мальчик. Я знаю, что ты хочешь произвести по–настоящему серьезное впечатление на своего босса, но даже не думай делать это за мой счет. Тэпы сделали Ли, а вовсе не Ли сделал тэпов. Он об этом знает, и если ты хочешь остаться в деле, тебе тоже лучше это усвоить. 

Кевин почесал голову, и смело посмотрел ей в глаза. 

— Госпожа Александер, я вижу то, что вижу. Порой я не вижу ничего. Я сказал только одно — времена изменились. Мы уже установили, что судьбы всех нас связаны. Были совершены ошибки. Моя задача — помочь их исправить. И если вы или сенатор не вполне с этим согласны, возможно, мне нужно поискать другую работу. 

Он выразительно посмотрел на обоих. 

Деза в задумчивости повернулась к Ли. 

— А у него есть характер, верно? Может, он подойдет. 

— Хм, — вздохнул Ли, садясь рядом с ней на скамью. — Возможно, нам нужна свежая кровь. — Он посидел молча, а затем кивнул на площадку. — Бренна там? 

— Да, наблюдает за самыми маленькими. 

— Ты можешь гордиться. Я слышал, она протестировалась на П10. 

— А где она? — спросил Кевин. 

— Вот там, — указала Деза. — С рыжеватыми волосами. Сегодня у нее день рождения. Пятнадцать лет. 

— Будущее, — сказал Ли. — Заставляет чувствовать себя старым. 

Деза усмехнулась, все еще глядя на свою дочь. 

— А вы и так стары, сенатор. 

Гул в зале Сената резко стих, когда Лей прокашлялся. 

— Перейдем к делу, — сказал он. Подождав еще несколько мгновений, он остановил свой взгляд на месте, где сидела Блад, воплощение деловой женщины в ее опрятной коричневой форме. 

— Назовите свое имя, пожалуйста. 

— Деза Александер. 

Лей кивнул. 

— Так же известны как Блад? 

— Да, это мое прозвище. 

— Вы можете объяснить его? 

— Это личное, сенатор, и я не понимаю, какое отношение оно имеет к этим слушаниям. 

Лей пожал плечами. 

— Простое любопытство. Кажется, прозвище вам подходит. 

Блад улыбнулась. 

Лей перевернул несколько листов бумаги. 

— Имеет ли оно какое–нибудь отношение к религиозному культу, известному как „Пророчество Катун”? 

Блад почувствовала, как ее глаза расширились против ее воли, и одновременно ощутила знакомое покалывание — легчайшее касание разумом. Она резко взяла себя в руки, как внешне, так и ментально. 

— Я не знаю, что вы имеете в виду. 

— Госпожа Александер — Блад — разве вы не были лидером религиозного культа, известного как „Пророчество Катун”? 

— Нет, насколько я знаю. 

Лей кивнул, но словно неохотно. 

— Возможно, моя информация ошибочна. Госпожа Александер, вы можете рассказать нам, чем вы занимаетесь? 

— Я работаю в MRA. Я обеспечиваю исполнение законов Земного Содружества по отношению к телепатам. 

— Вот как? А чем–нибудь еще? 

— Я воспитываю свою дочь. Я социально активна. Вы это имеете в виду? 

— Не совсем, но мы вернемся к этому позднее. Вы сказали, что обеспечиваете исполнение законов. Однако у меня есть три свидетеля, давших показания под присягой, которые утверждают, что вы применяли эти законы в странах, не входящих в Земное Содружество. Как законы Содружества могут исполняться вне зоны юрисдикции Содружества? 

— Они были преступниками, сенатор. Я обеспечила их выдачу. Поднимите архивы. 

— Да, они преступники. Но забавная штука: проверив архивы, я обнаружил, что сама выдача произошла после того, как вы захватили указанных преступников. 

Блад пожала плечами. 

— Я не припомню подобных случаев, но я не удивилась бы. Во многих случаях преступников захватывали во время пересечения границ, поэтому в вопросах юрисдикции царила путаница. 

— Понимаю. И вы считаете „легкой путаницей” такие случаи, как, к примеру, вторжение в частный дом в Крайстчерче в Новой Зеландии — в стране, с которой у Содружества даже не подписано соглашение о выдаче преступников, — и похищение четырех человек? 

На этот раз Блад удалось полностью подавить свое потрясение. 

— Сенатор, я никогда не совершала ничего подобного. Ни один из моих агентов такого не делал. Поскольку я не делала подобных вещей, я знаю наверняка, что у вас нет доказательств, чтобы обвинить меня. Тогда почему вы сказали все это? 

Лей выпил глоток воды. В зале воцарилась полная тишина. 

— Госпожа Александер, я никогда не говорю вещи, которых не могу доказать. Я продемонстрирую, что вы захватили телепатов, осознанно действуя незаконно. Я также докажу, что вы по собственной воле и предумышленно убивали гражданских лиц, не имея для этого никаких полномочий. Далее, я покажу, что эпизодические свидетельства ваших личных действий ложатся в более общую схему. Которая демонстрирует чрезвычайное злоупотребление полномочиями со стороны вашего агенства. 

Тишина в зале после этого заявления стала еще глубже, но неожиданно ее разорвал звук аплодисментов — от одного человека. Вместе со всеми Блад обернулась и увидела, что аплодировал Ли Кроуфорд. 

— Ну, это же развлечение, ребята, ведь верно? — сказал он. — Конечно же. Высокая драма. Но знаете, я один из тех парней, с которыми невозможно спокойно смотреть кино. Тот, кто будет каждые пять минут вмешиваться и говорить: „А что там произошло?” или „А кто он такой?”. Потому что я предпочитаю ничего не усложнять. Так что вы не будете возражать, если я задам госпоже Александер несколько вопросов? 

— Сенатор... 

— Именно. Это слушания в Сенате, а я сенатор, или, по крайней мере, вы так считаете. 

Молчание собравшихся нарушили редкие смешки, и Лей неохотно кивнул. 

Ли сложил руки на груди. 

— Госпожа Александер, будучи сотрудником Агентства по метасенсорному регулированию, вы, вероятно, знакомы с историей вашей организации лучше посторонних. Вы изучали ее устав? 

— Да, сенатор, — мы обязаны ознакомиться с ним. 

— И кто создал MRA? 

— Земное Содружество, сенатор. 

— А точнее? 

— Сенат. 

— Вы имеете в виду этот Сенат? 

— Да, сенатор. 

— Хм. Ну–ну. И кто осуществляет контроль за MRA? 

— Сенат. 

— Этот Сенат? Вы это утверждаете? Еще раз? 

— Да, сенатор. 

— Почему, как вам кажется, совершенно неожиданно этот Сенат делает вид, что он не имеет ни малейшего представления о том, чем занимается ваша организация? 

Блад пожала плечами. 

— Я запуталась, сенатор. 

— Да уж, мы оба запутались. Давайте поговорим о вас, госпожа Александер. Вы давно работаете в MRA? 

— Пятнадцать лет. 

— И за это время вас часто обвиняли в вещах, о которых говорит сенатор Лей? 

— Сенатор, из архивов видно, что ни разу. 

— Но вас ведь и не хвалили за вашу работу, верн... О, подождите, госпожа Александер! То, что я вижу на вашей форме, — это медали? 

— Да, сенатор. „Золотой щит” и „Скрещенные стрелы”. 

— Кажется, насколько я помню, ими награждают за выдающуюся службу Земному Содружеству, за смелость, честность и благородство. 

— Да, сенатор. 

— Кто наградил вас этими медалями, госпожа Александер? 

— Сенат, сэр. 

— Что? Этот Сенат? 

— Да, сенатор. 

Ли кивнул и взглянул на Лея. 

— Сенатор Лей довольно молод. Как вы считаете, награждение происходило еще до него? 

— Мне нравится думать, что я не настолько стара, сенатор, — ответила Блад, слегка улыбнувшись. 

— Что ж, вы не выглядите старой — как, впрочем, и я. — Последняя фраза вызвала несколько смешков в зале. — Госпожа Александер, вам знакома процедура слушаний в Сенате? 

— Да. 

— Вам известно, что высказанные обвинения обычно сопровождаются доказательствами в момент оглашения обвинений? 

— Да, сенатор, я всегда придерживалась представления, что такова стандартная процедура. 

— Что вы ощущаете, когда встречаетесь с исключением из этого правила? 

— Я думаю, что это блеф — игра на публику. Я думаю, что обвинитель пытается привлечь внимание средств массовой информации к его необоснованным заявлениям — чтобы создать ощущение вины взамен реальных доказательств. 

Ли грустно кивнул. 

— Я ощущаю нечто подобное. Сенатор Лей, вы настаиваете на своих заявлениях? 

Лей поджал губы, а затем загадочно улыбнулся. 

— Я просто расставлял акценты, сенатор. Просто убеждался, что некоторые вопросы полностью понятны. Благодарю вас за то, что прояснили их. — Он продолжил, обращаясь ко всем собравшимся. — Как я покажу в ближайшие дни, именно Сенат совершил здесь серьезные ошибки. И именно Сенат обязан их исправить. В ближайшие дни... 

Блад перестала его слушать, потому что она снова почувствовала прикосновение, и на этот раз она узнала его. Она начала искать его глазами среди публики, пока... 

Он перекрасил волосы в каштановый цвет, и хирургическое вмешательство изменило его черты сильнее, чем возраст, но, увидев его глаза, она узнала его. Даже через свой блок она услышала его беззвучный смех. 

Hao. [хао — хорошо (китай.). Ни хао — привет. — Прим. ред.] А ты? 

— Госпожа Александер? — повторил Кевин в третий раз. 

Наконец она посмотрела вверх, собираясь с мыслями, концентрируясь на мириадах ярких клочьев парусов и вымпелов, развевающихся над голубовато–серебристой поверхностью Женевского озера. 

— Сенатор просил меня поговорить с вами, — повторил он. 

— Где он? 

— Он хотел быть здесь, но я настоял, чтобы он держался в стороне. Ему не нужно знать ответы на вопросы, которые я собираюсь вам задать. 

— А... В целях правдоподобного отрицания в суде... 

— Что–то вроде этого. 

— Возможно, и ты не захочешь их знать, мальчик. 

— Такова моя работа. Так что я воспользуюсь этой возможностью. Позвольте начать с Новой Зеландии... 

— Он блефует, — резко ответила она. — Там все чисто, я знаю. 

— Вы не можете ошибаться? 

— Нет. Там чисто. 

— Тогда как он узнал об этом? 

Она пожала плечами. 

— С ним тэпы. Они могли уловить эту историю в чьем–то разуме. 

— Значит, это не совсем чисто. 

Она искривила рот. 

— Ты ведь юрист, верно? Разве неверно, что ты разбирался с делами, где использовались тэпы? Тогда ты знаешь, что подобные доказательства не принимаются судами без подтверждающих данных. А я говорю тебе, что их не существует. — Она сжала кулаки. — То же самое со всем остальным, что он говорил. С ним работает тэп, П12... 

— Как вы узнали? 

— Что? 

— Что он П12? 

Она посмотрела на него. 

— Это догадка — на основе того, что он может сделать. Ты хочешь услышать об этом? 

— Извините. 

— Он может знать об этом, но не сумеет доказать ничего. Я уверена. 

Кевин провел пальцем по мраморной балюстраде. 

— Тогда он не может... — Он сделал паузу, чтобы обдумать мысль. — Тогда... он делает не то, что думает. Суть не в слушаниях. Что же он задумал? 

Блад откинулась назад. 

— Не знаю. — Она с интересом взглянула на него. — У тебя странный разум, ты знаешь об этом? Похож на механизм... Слишком похож. Нереальный. 

— Это не очень вежливо, вам так не кажется? 

— Не смогла удержаться. Нормалам не понять. Когда ты близко, не видеть образ твоего разума для меня примерно то же самое, как не видеть твоего носа. Это тебя беспокоит? 

— Нет. Я имел в виду другое — вы же не скажете мне, что у меня большой нос или некрасивые глаза, верно? Однако вы сказали мне, что у меня непривлекательный разум. 

— Я не сказала, что нахожу его непривлекательным. Как ты думаешь, что ты увидел бы в моем разуме? 

Он задумался. 

— Диких лошадей. Кинжалы. Вихри. Не знаю. Вы не выглядите похожей на человека, которому следует носить форму. 

Она пожала плечами. 

— Существует нечто, что я должна делать. Так случилось, что оно совпало с тем, что делает сенатор. Я должна носить эту форму, чтобы все работало. 

Она протянула к его лицу руку, затянутую в черную перчатку. 

Он инстинктивно отпрянул, совсем немного, она вздохнула и опустила руку. 

— Итак, что мы имеем? Слушания являются прикрытием для чего–то еще. Чего–то, что делают его тэпы? 

— Возможно. Послушайте, вы можете увидеть „образ” разума Лея? 

— Да. 

— Было ли какое–то ощущение обмана? 

Блад покачала головой. 

— Нет. Но, возможно, это экран, созданный одним из его тэпов. Хотя я так не думаю — вряд ли даже П12 смог сделать подобное со мной. Но предполагаю, что такое возможно. 

— Я не тэп, но довольно хорошо разбираюсь в людях, и не думаю, что он блефует. Что, вероятно, означает, что кто–то его использует. Что значит... и что же это значит? 

— Не знаю, — ответила Блад. — Но собираюсь выяснить. 

Кевин никогда прежде не встречал Элис Кимбрелл–Кроуфорд, но немедленно узнал ее, несмотря на ее растрепанные волосы, поплывшие тени, красные глаза. Выйдя из кабинета Ли, она прошла мимо него по коридору, по–видимому, торопясь. 

Он постучал в дверь, которую она только что закрыла. 

— Ли? 

— Вон. 

— Ли, это Кевин Вацит. Это важно. 

— Я сказал, вон. 

Вместо этого он шагнул внутрь и закрыл дверь. Свет был на минимуме, и Ли Кроуфорд казался лишь тенью за его огромным столом. 

— Чего надо? 

— Ли... слушания? 

— К черту. 

— Ли, вы пьяны? 

Сенатор неуверенно встал, достав из–под стола бутылку бурбона. 

— Пьян? Нет. Я заменяю свою кровь на кое–что получше. — Он поднял бутылку, сделал несколько глотков, наткнулся на кожаный диван и рухнул на него. — Чертовы ноги, совсем не работают. Время... время... — Он закашлялся. — Стареешь. Все перестает работать. Люди умирают. Люди покидают... — Он посмотрел на Кевина, искра гнева проскочила в его глазах. — Что ты обо мне думаешь, а? Великий Кроуфорд? Герой Луны, спаситель тэпов... 

— Я думаю, что вы пьяны. Вопрос в количестве. 

Ли наставил на него палец. 

— Я знаю про тебя. Я гляжу внутрь тебя. Индеец–зуни... 

— Нет, только частично... 

— У каждого что–то частично в эти дни. Часть того, часть другого. И это хорошо. Люди думают, что они чистые, и начинают убивать друг друга. Я ничего не хотел — просто ты похож на меня. Вырос в грязи. Сам себя сделал. Вытянул кое–что из этой стервы–вселенной, которая никогда не собиралась давать тебе это. Я прав? 

Кевин несколько мгновений молчал. 

— Что–то вроде того. 

— Ага. Я почувствовал. Ощутил. Вот почему ты еще здесь. У Тома этого не было — богатый мальчик. Но он мне все равно нравился. Можешь поверить? Я любил его, даже после того, как он и Элис... — Он засмеялся хриплым смехом, и сделал еще глоток. — Я скучаю по нему больше, чем по ней. 

— Возможно, именно поэтому она и поступила так. 

Ли судорожно вскочил на ноги и подошел к Кевину. Теперь он стоял перед ним, с трудом удерживая равновесие. 

— Ах ты маленький гаденыш, — прошептал он. — Ты маленький... — Он покачался пару секунд. — Гаденыш. Как ты посмел оказаться прав? 

— Почему вы женились на ней? 

— Она нравилась. Часть игры. Хорошая жена для героя, все хорошо, что хорошо кончается. Любил первую жену, и посмотри, как все обернулось. Подумал, что так будет лучше. Но дьявол, в конце я думал, что люблю Элис. Забавно, как такие вещи проникают в самое нутро... 

Он снова упал на диван. Поднял голову и посмотрел затуманенным взглядом на Кевина. 

— Нажми ту кнопку. Там, на столе. 

Кевин нашел небольшую пластинку и нажал на нее. Потолок превратился в звездное небо. 

— Где они, как ты думаешь? — спросил Кроуфорд. — Я знаю, они там. Когда я был маленьким, я светил фонариком на звезды по очереди, думая, что однажды они получат мое сообщение. Все наши штучки... тэпы, Марсианская колония, всё... мы просто тянем время. Главное — там, инопланетяне, которые окончательно превратят нас в землян. — Он посмотрел на Кевина. — Ты понимаешь, о чем я? 

— Полагаю, да, сенатор. 

— Это единственное, о чем я действительно мечтаю. Я хотел бы быть рядом, когда это случится. Я буду там. Эти ублюдки не смогут остановить меня. Перед смертью я встречусь с ними — лицом к лицу. — Он сделал еще одни глоток, сплюнул. — Мы покажем им, верно, Кевин? Покажи этому ублюдку. Я ведь неплохо поработал сегодня. Заставил Лея выглядеть идиотом. У меня есть в запасе и еще кое–что. 

— Да, сэр. 

— Ты хороший мальчик, Кевин. Если бы у меня был сын... 

— Позвольте мне забрать это, Ли. 

Бутылка с бурбоном выпала из руки Кроуфорда. Остаток жидкости пролился на полированный пол. 

— Покажи им, — пробормотал Кроуфорд, закрывая лицо рукой. Похоже, он плакал. 

Кевин поднял бутылку и возвратился к дивану. Кроуфорд захрапел. Кевин повернул его на живот на случай, если того начнет тошнить, и сел рядом с ним — с легендой, вонявшей кукурузным перегаром. 

— Не беспокойтесь, сенатор, — сказал он. — Мы им покажем. Вы можете отдохнуть.