Известно, что время, которое требуется Земле, чтобы обогнуть Солнце, без учета ничтожного отклонения в несколько наносекунд, неизменно. 

Однако фактом является также то, что каждый год проходит быстрее, чем предыдущий. 

Кевин Вацит измерял свою жизнь вехами, поскольку не мог измерить годами. Он даже пытался систематизировать их. Но неровный ритм этих важных жизненных этапов, отложившихся у него в памяти, порой приводил его в замешательство. Его вечные дни под солнцем Нью–Мексико, [Штат на юго–западе США. — Прим. пер.] игра в салки с Манки, погоня за ящерицами, наблюдение за термитами, строящими свои изукрашенные холмы. Яркие, насыщенные годы вместе с Ли — каждый день словно новая эпопея, каждая минута связана с риском и напряжением. Нинон Давьон и все быстрее пролетавшие годы, в которых ни на что не хватало времени. Последние два десятилетия — чем они были? Назойливые мухи–однодневки, смеющиеся над ним за глаза, когда он пытался добиться того, чтобы все работало как надо, создавая то, что могло быть продолжено после него. 

Он подошел к двери. Охранники, зная его, просто заняли позицию по обе стороны от него, и последовали за ним, не задавая вопросов.  

Он прошел мимо очень молодых, сияющих чистотой медсестер, нервно улыбнувшихся ему, когда он заходил в детское отделение. 

Вацит неторопливо обходил ряды младенцев. Одни тихо спали, другие пронзительно кричали, некоторые рассеяно смотрели на него, когда он проходил мимо них. Он приблизился к одному малышу, который глядел на него своими темными круглыми глазенками. 

Он дотронулся сморщенной старческой рукой до нежной кожи ребенка и закрыл глаза. 

Он моргнул. Философия. Ли назвал бы это бесполезной тратой времени. И был бы прав.  

Вацит вздохнул, улыбнулся, посмеиваясь сам над собой, и убрал руку со лба своего внука. 

— Ты — мое наследие, — сказал он ребенку так тихо, что даже сам не был уверен, что произнес это. — Ты — та часть меня, которая продолжит мое дело. Ты — Пси–Корпус. 

Он подошел к краю маленькой кроватки, туда, где висела незаполненная бирка, и обдумал свое решение. Для этого ребенка Корпус, поистине, станет матерью и отцом. Он больше не сын Фионы и Мэттью Декстеров. Он больше не внук Нинон Давьон и Кевина Вацита. Он — будущее, пока еще не определенное. 

Он помедлил, продлевая момент, и с редкой для себя кривой усмешкой достал из кармана ручку и вписал имя. Затем, отсчитывая очередную веху, удалился. 

Фреда любила детей, даже когда они, бывало, причиняли неприятности. Для работы в Пси–Корпусе это было хорошим качеством — если тебе не нравилось то, чем ты занимаешься, об этом знали все. Здесь нельзя было избежать проблем, обращаясь с детьми небрежно. 

Она ворковала со своими давнишними подопечными и знакомилась с новыми. Больше всего ее интересовал тот, на кого приехал посмотреть директор, но она осматривала детей в том же порядке, что и он. Не стоило нарушать порядок, рискуя пропустить кого–нибудь. 

Когда она, наконец, добралась до малыша, тот спал. Симпатичный мальчуган, с уже порядочной копной волос. 

— Что ж, привет тебе, Альфред, — сказала она очень тихо, обратив внимание, что на бирке появилось имя. — Добро пожаловать домой, Альфред Бестер.